За мной следили, однозначно. До меня вдруг дошло, что «Голиафу» куда важнее узнать способ проникновения в книги, чем заполучить обратно Джека. У них в бюджете отдела по разработке передового оружия зияла дыра в несколько миллиардов, и Прозопортал — любой Прозопортал — как раз поможет ее залатать.

Я послала его к чертям и вернулась к книге.

На первой странице под большим заголовком «СНАЧАЛА ПРОЧТИ МЕНЯ!» содержалось описание какой-то библиотеки. Второго приглашения мне не требовалось. Дверь прогнулась под тяжелым ударом, и краска возле замка пошла трещинами. Если это Хренс и Редькинс, створки долго не выдержат.

Я расслабилась, глубоко вздохнула, откашлялась и громко, четко и уверенно прочла текст. Никогда еще я так не читала.

— Это был длинный, темный, обшитый деревянными панелями коридор, уставленный шкафами с книгами от самого пола, устланного роскошным ковром, до сводчатого потолка…

Я читала, а удары становились все крепче. Наконец дверная рама треснула возле петель и рухнула внутрь вместе с Хренсом, который тяжело приземлился сверху, а на него навалился Редькинс.

— По ковру шел геометрический узор, а потолок украшали рельефы со сценами из античных…

— Нонетот! — вскричал Дэррмо-Какер, просовывая голову над копошащимися друг на друге в попытках встать Хренсом и Редькинсом. — Вы почему поехали в Осаку? Мы так не договаривались! Я же велел держать меня в курсе! Ничего с вами не случится…

Но что-то и впрямь происходило. Нечто новое, нечто иное. Отвращение, питаемое мной к «Голиафу», желание убраться отсюда как можно скорее, ясное понимание того, что, не попав в книгу, я никогда больше не увижу Лондэна, — все это придало мне сил и помогло пересечь границу, остававшуюся почти непреодолимой с того дня, как я впервые попала в «Джен Эйр» в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году.

— Высоко над головой через равные промежутки виднелись красивые круглые окна, сквозь которые проникал дневной свет…

Дэррмо-Какер вроде бы бросился ко мне, но начал расплываться, сделался смутным и бесплотным, и, хотя губы его шевелились, звук долетал до меня лишь через секунду. Я не отрываясь читала, и комната вокруг меня начала исчезать.

— Нонетот! — заорал голиафовец. — Вы еще пожалеете об этом, обещаю!

Я упорно читала дальше.

— …подчеркивая торжественную атмосферу библиотеки…

— Сука! — услышала я крик моего преследователя. — Хватайте ее!..

Но слова его растворились в пустоте. Комната словно наполнилась утренним туманом, потом все потемнело. По телу пробежала легкая дрожь — и в следующее мгновение меня не стало.

Я дважды моргнула, но Осака осталась где-то далеко. Закрыв книгу, я аккуратно убрала ее в карман и огляделась. По обе стороны от меня простирался обшитый деревянными панелями длинный темный коридор, вдоль которого от покрытого роскошным ковром пола до сводчатого потолка высились бесконечные книжные шкафы. По ковру шел элегантный геометрический узор, потолок украшали рельефы на античные темы, а с каждого карниза взирал бюст писателя. Высоко над головой через равные промежутки виднелись круглые окна, сквозь которые проникал дневной свет, отражаясь на полированном дереве. В библиотеке царила торжественная атмосфера. Вдоль стен тянулся длинный ряд читальных столов с бронзовыми лампами под зелеными абажурами. Библиотека казалась бесконечной, оба конца коридора терялись в полумраке. Но это не имело значения. Описывать библиотеку — все равно что любоваться картиной Тёрнера и при этом рассказывать о красоте рамы. Полки от пола до потолка были заставлены книгами. Сотни, тысячи, миллионы книг. В твердом переплете, в мягком, в кожаном, неправленые гранки, рукописи — все. Я подошла ближе и легонько провела пальцами по старинным фолиантам. Они оказались теплыми на ощупь. Я наклонилась и приложила ухо к корешкам. До меня донесся далекий гул, разговоры людей, шум машин, крики чаек, смех, шуршание прибоя по камням, ветер в зимнем лесу, далекий раскат грома, смех играющих детей, молот кузнеца — миллионы звуков одновременно. И тут на меня снизошло озарение, словно застилавшие разум тучи на мгновение раздвинулись и я с беспредельной ясностью осознала, что представляют собой все эти книги. Это были не просто слова на бумаге, призванные вызывать в нас ощущение реальности, — каждая из этих книг сама являлась реальностью. И сходства с теми, что я читала дома, они имели не больше, чем фотография с оригиналом. Эти книги были живыми!

Я медленно шла по коридору, осторожно ведя пальцами по корешкам, наслаждаясь этим мягким, уютным постукиванием и то и дело примечая знакомые названия. Через несколько сотен ярдов передо мной возник перекресток — один коридор пересекал другой. Посередине виднелась круглая шахта, куда уходила приваренная к стене винтовая лестница с коваными перилами. Я опасливо заглянула в бездну. В каких-нибудь тридцати футах внизу виднелся еще один этаж, в точности такой же, как этот. Но в середине его я заметила еще одно круглое отверстие, сквозь которое различила еще один этаж, а за ним еще и еще. Я подняла голову. Надо мной маячило то же самое — круглый колодец и винтовая лестница, уходящая в головокружительную высоту. Я оперлась на перила и снова обвела взглядом огромную библиотеку.

— Ну что же, — произнесла я в пространство, — похоже, я уже не в Осаке.

Чеширский Кот был первым персонажем, повстречавшимся мне в беллетриции, а его неожиданные появления изрядно скрасили мое пребывание в мире книг. Он надавал мне множество советов. Некоторые оказались полезны, некоторые — так себе, а иные нелогичны до абсурда: как вспомню о них, голова идет кругом. Но за все это время я так и не выяснила, сколько ему лет, откуда он взялся и куда исчезал. Это одна из тайн беллетриции, пусть и не самая величественная.

ЧЕТВЕРГ НОНЕТОТ.

Беллетрицейские хроники

— Надо же, посетитель! — воскликнул кто-то у меня за спиной. — Какой приятный сюрприз!

Я обернулась и с изумлением обнаружила у себя за спиной огромного роскошного полосатого кота, устроившегося на самом краешке верхней полки. В его взгляде неповторимым образом сочетались безумие и благодушие. Он сохранял полную неподвижность, только время от времени подергивал кончиком хвоста. Я никогда прежде не встречала говорящих котов, но, как утверждал отец, хорошие манеры еще никого не подводили.

— Добрый день, мистер Кот.

Кот широко раскрыл глаза, и улыбка с его морды исчезла. Он несколько секунд оглядывал коридор, а затем спросил:

— Это вы мне?

Я подавила смех.

— Я больше никого здесь не вижу.

— А! — снова расплылся в улыбке Кот. — Это потому, что вы временно страдаете кошачьей слепотой.

— Никогда не слышала о такой болезни.

— Это необычная болезнь, — беззаботно ответил он, лизнув лапу и пригладив усы. — Думаю, вы слыхали о курительной слепоте, когда не видишь куриц?