— Но какое отношение это может иметь ко мне? Если мне действительно дадут лабораторию и полную свободу действий на год, у меня и поводов не будет встречаться с Главным Игроком. Чарльз говорил, что у него…

— Да, месяцами про вас могут не вспоминать, но вдруг… Направление работ, финансы, местоположение лаборатории, состав сотрудников — он может вмешаться во что угодно. И не станет объяснять, почему он делает то или другое. Так что у вас может зародиться подозрение, будто это делается нарочно, чтобы разозлить вас, досадить, наказать, испытать, унизить, показать власть. И вполне возможно, что так оно и окажется. А точнее: вы никогда не узнаете, что было на самом деле. Непредсказуемость! Обманные ходы игрока, втянутого в игру на ста досках. Но если вы хотите удержаться в Фонде, нужно быть к этому готовой.

Дорога перестала подниматься, выровнялась. Внизу блеснула река, а дальше, за холмами — панорама города, задернутая пасмурной дымкой. Все, что раньше было лишь картинками под папиросной бумагой в отцовской энциклопедии, миражем несбыточных путешествий — собор Святого Петра, замок Ангела, дворцы Фарнезе, Квиринал, — теперь оказалось неправдоподобно конкретным, стоящим на земле, отяжелевшим от времени, влажности, цепляющих за кресты и шпили туч.

— Второе, что вам необходимо знать: про Джину. — Интонации Сильваны неуловимо изменились, голос стал суше, напряженней. — Не в пример брату, она окончила два университета. Профессор химии, обладательница всяких почетных степеней. С огромными связями в кругах научной братии. Естественно — главный советник Умберто по Фонду и вообще по всему кругу лабораторных работ. Ваши отчеты тоже в первую очередь будут попадать ей. Если она сочтет себя некомпетентной, всегда найдет, кому послать на отзыв. Не замужем. Имела роман с аспирантом лет на десять моложе ее. Дело почти дошло до помолвки. Но случилось несчастье. Ужасное. Взорвалась подложенная кем-то бомба. Ей оторвало ноги.

— О Господи, — выдохнула Лейда.

— На левой — лишь ступню, но правая — выше колена. В университете, в помещении кафедры. Может быть, целили и не в нее, в кого-нибудь другого. Хотя она-то считает — в нее. Студенты ее любили, и по взглядам она была довольно розовой. Но, во-первых, богачка, а во-вторых, очень против насилия. У нас могли, конечно, и за это. Однако возмущение было таким всеобщим, что ни одна из банд не призналась. Это произошло шесть лет назад, год спустя после того, как Умберто вернулся в Италию.

— А аспирант?

— О, он готов был «сдержать слово», но именно так, как они умеют, — знаете? Стиснув зубы, выкатив желваки. Она отказалась принимать жертвы, отпустила его. После больницы пыталась вернуться в университет, ей устроили грандиозную встречу, кресло засыпали цветами так, что колеса едва торчали. Но через неделю она поняла, что не сможет. Что шок был слишком силен. Что про каждого встречного будет думать: «А вдруг он?» Пришлось расстаться с университетом. Умберто готов был отдать ей любую отрасль, любой банк в ее распоряжение, но все это только нагоняло на нее тоску. Она хотела заниматься наукой. У нее не было своих идей, зато были талантливые друзья, не имевшие средств на исследования. Она упросила Умберто отдать им пустовавший этаж одной из фабрик, и неожиданно, через год, эта доморощенная лаборатория под ее руководством выдала необычайно эффектные результаты. Принесшие Фанцони весьма ощутимый доход.

— Так зародился Фонд?

— Поначалу — только как игрушка для Джины. Но постепенно и брат, и сестра стали увлекаться им все сильнее, все больше вкладывать денег и времени. Хотя никаких сенсационных открытий пока не сделано, несколько наших патентов сейчас охотно раскупаются во всем мире. Так что и деньги уже возвращаются с лихвой. А главное — Джина просто ожила. С утра до вечера она занята только делами Фонда. И еще безопасностью.

— …?

— Со времени покушения ее, видимо, не оставляла мысль: как оградить Умберто, мать, себя, всех нас от повторения этого ужаса. Как защититься? Это ведь главная профессорская иллюзия: что если хорошенько посидеть и крепко подумать, то можно разработать стопроцентно надежную систему на любой случай жизни. И тут ученого осла не переупрямишь. Нет, ради Бога, Лейда, я не имела в виду…

— Ничего, ничего. Водится за нами этот грех, с правдой не поспоришь.

— Конечно, многое ей удалось улучшить. Она верно подметила, что подавляющее большинство убитых террористами погибли у порога собственного дома. Поэтому ни один из видных служащих фирмы Фанцони не дает своего домашнего адреса или телефона в телефонные книги или еще какие-то справочники. Конечно, если очень надо, убийца пронюхает, где вы живете. Но все это дополнительный труд, хлопоты, время, а ему же не терпится разрядить на ком-то свою ненависть и, как правило, все равно на ком. Чем больше хлопот вы ему подсунете, тем меньше шанс, что он выберет вас. По тем же причинам нам категорически запрещено разговаривать с репортерами. Ведь ты даешь интервью, а где-то в дешевой квартире юноша с благородным лбом и автоматом Калашникова под подушкой читает его, подчеркивает нужные детали, уточняет план атаки. Так что тщеславным людям у нас нелегко. Как у вас с этим?

— С тщеславием? Наверно, плохо. Хочется иногда под фотовспышки, под телекамеры.

— Об этом забудьте. Если, конечно, хотите работать в Фонде.

— Очень хочу.

— Потому что произошло то, чего и следовало ожидать. Вы ставите новые замки на дверях, решетки на окнах, телекамеры у ворот, сигнальные системы и прочее. Но кто-то ведь должен откликаться на сигнал тревоги, быстро являться на место происшествия. На полицию надеяться невозможно. Так что логичный профессорский ум вынужден сделать следующий шаг: завести охрану. Вооруженную. И Джине от этой логики никуда было не деться, при всей ее ненависти к насилию. Конечно, начали происходить всякие эпизоды. То какой-то взломщик был ранен, схвачен и сдан в полицию. То погнались за подозрительным типом, крутившимся около ограды одной из фабрик, а бомба, спрятанная у него за пазухой, возьми да и взорвись. Случались и перестрелки.

— Но с кем? Кто их подсылает? Или бывают и просто грабители?

— Часто мы даже не знаем, кто на нас нападает и с какой целью. На расследование у нас уже ни сил, ни времени не хватает. Мы просто пытаемся защитить себя. Но так как мы это делаем довольно успешно, так как появляются убитые и раненые, нам начинают мстить. Кто-то (опять же мы не знаем кто) считает уже нас кровным врагом. Кто-то воображает, что с таким старанием, как это делаем мы, можно защищать и охранять лишь несметные сокровища, а значит, надо приложить все усилия, чтобы добраться до них. И все постепенно перерастает в тягучую, изнурительную войну с невидимым врагом. Мы — как королевство, окруженное со всех сторон дикими разноплеменными кочевниками. Никогда не знаешь, откуда они нападут, какой породы, куда скроются. И то, что пытается делать Джина, увы, тоже похоже на возведение Великой Китайской стены. Так же логично, великолепно, дорогостояще, громоздко и в конечном итоге уязвимо.

Парад виноградников на окрестных холмах медленно поворачивался вокруг нескольких черепичных крыш, красневших в лощине. Сельская дорога тянулась справа, и старенький грузовичок пылил по ней, по-улиточьи высовывая нос из-под горы плетеных корзин, навязанных сверху. Прорвавшееся солнечное пятно одиноко лежало на дальней горе.