Михаил неловко почесал шею. Этот разговор тяготил его не меньше, чем Гарина.

— Все-таки надо его забрать, — сказал Столяров.

— Да… — Олег постоял еще секунду, потом развернулся и, не прощаясь, зашагал прочь.

Ему хотелось провалиться сквозь землю, но позволить себе он этого не мог — в Новосибирске ждали жена и сын. Им нужен был не совестливый покойник, а кормилец и опора. И это было намного, намного важнее, чем отдельно взятая гордость.

Погода радовала: на улице было солнечно, но не жарко, и настроение у Гарина постепенно поднялось. Первые полчаса он прошел хорошо, ему даже понравилось. Шагал широко и ритмично, ноги ставил твердо, не забывал поглядывать по сторонам — но не превращал это в манию. Правую ладонь держал на рукоятке, поджимая автомат локтем, чтобы не болтался.

Позади остались гулкие пустые корпуса вещевой ярмарки. Гарин двигался вдоль домов, обходил выступающие строения и снова поворачивал в закутки крошечных детских площадок, держась подальше от широкой проезжей части. Профсоюзная улица в этом месте была почти прямая и просматривалась слишком хорошо. Так Олег миновал два универсама и приблизился к северному выходу станции «Теплый Стан». До Кольцевой дороги оставалось чуть больше километра, это пятнадцать-двадцать минут пути — а там уже и Периметр. На юго-западе его почему-то построили в первую очередь, и в этом месте МКАД была перекрыта наглухо. Не пощадили и развязку: мосты попросту снесли, от чего эстакады стали похожи на короткие взлетные полосы для палубной авиации. Однако Гарин был уверен, что преодолеет все заграждения без труда. Он даже не представлял себе силу, которая могла бы помешать ему вырваться из города.

«В крайнем случае залягу где-нибудь в кустах и дождусь ночи, — решил Олег. — На худой конец, придется пройти вдоль Периметра еще километров пять. Это не отдаляет меня от цели».

Гарин посмотрел назад и испытал странное чувство ностальгии. Оно было как стихающая боль — почти сладким.

Вокруг зияли разбитые витрины. Где-то был салон сотовой связи, а где-то раньше находилась кондитерская, но теперь павильоны выглядели почти одинаково. Все они были разграблены и завалены разбитыми стеллажами. Лишь огрызки неоновых вывесок да обрывки плакатов на стенах могли еще намекнуть, чем когда-то торговали в том или ином магазине. Хотя теперь это было абсолютно не важно.

Олег вдруг услышал, как кто-то семенит по асфальту, и обернулся, запоздало рванув с плеча автомат.

Если бы это был мутант, Гарин уже лишился бы жизни или как минимум вкусной части тела. Но это была всего лишь собака, старая длинношерстная колли, когда-то трехцветная, а теперь почти седая. Олег привычно-бесполезно обругал себя за неосторожность и внимательно посмотрел на собаку. Та ответила таким же осмысленным взглядом, большие миндалевидные глаза казались умнее иных человеческих.

— Какая же падла тебя бросила? — проговорил Гарин.

Пес подошел ближе, но не ткнулся в ногу, а поднял хитрую лисью морду к большой бутафорской сардельке, висевшей над дверью пустого павильона.

— Нечем тебя угостить, нечем, — виновато сказал Олег.

Он рассчитывал дойти быстро, да и в любом случае забирать харчи у сталкеров, остающихся в Зоне, было непозволительным хамством.

— Ну иди сюда, поглажу хоть тебя. Иди, хороший! Или ты «хорошая»?

Олегу вдруг стало любопытно, вернее, ему показалось это важным, и он сделал шаг в сторону, чтобы заглянуть собаке под брюхо. Та, словно стесняясь, попятилась вбок, настойчиво поворачиваясь к Гарину мордой.

— Ну и ладно, — умиленно заключил Олег. Он дотянулся до седого загривка и дружески его потрепал. — Фиг знает, что с тобой делать…

Собака энергично помотала головой, словно отряхивалась от воды, и с независимым видом пошла к дороге. Перед тем, как ступить на проезжую часть, она посмотрела влево, а дойдя до средины, — Гарин уже не сомневался, что она так и поступит, — посмотрела вправо. Оказавшись на противоположной стороне, колли без суеты скрылась среди таких же разрушенных павильонов.

«И с чего я взял, что ей нужна моя помощь? — удивленно подумал Олег. — Идти надо. Рассопливился вконец, из любой ерунды делаю драму».

Он повернулся и, стараясь набрать прежний темп, отправился в сторону Кольцевой, но это оказалось неожиданно трудно. Каждый шаг начал отзываться в голове гулким эхо, и чем дальше, тем громче, мучительней. Уже через десять метров под черепной коробкой ухал медный набат, а еще через двадцать — звонко долбил паровой молот. Что-то стучалось в виски изнутри, глаза покалывало, и даже небо как будто бы стало пасмурным.

Олег остановился и, придерживаясь рукой за пустую витринную раму, тяжело сглотнул. Судя по симптомам, близился сильный приступ мигрени — и уйти от него было некуда, Гарин это знал. Против воли он начал выискивать место, где можно было бы спокойно пересидеть, прислонившись к чему-нибудь спиной.

Задыхаясь и облизывая сухие губы сухим языком, Олег почти на ощупь свернул в какую-то несуществующую дверь, давным-давно вырванную вместе с петлями. По виду это было крошечное кафе на три столика — впрочем, ни столов, ни стульев внутри не оказалось. Гарин осоловело огляделся и пошел в дальний угол, чтобы просто сесть на пол. Он невольно вспомнил голодную, но здоровую собаку и поймал себя на том, что люто ей завидует. На этой противоестественной мысли он за что-то зацепился ногой, раскинул руки, влетел макушкой в какой-то твердый угол — и подняться уже не смог.

— Заноси осторожней.

— Э, куда вперед ногами-то?

— Да какая разница?

— Нет, переворачиваем.

— Давайте уже быстрее, жрать охота!

Олег приоткрыл глаза, но сквозь поволоку увидел только серые и светло-зеленые пятна. Они качались, от этого делалось уютно. Вскоре Гарин сообразил, что качается он сам, но это ничего не изменило. В горизонтальном положении ему было настолько удобно, что он не возражал бы встретить так мировую термоядерную войну — лишь бы не двигаться.

— Ну все, заносим.

— Перехвати за край, вдвоем не протиснемся.

Голоса звучали где-то вверху и совершенно не касались разума Гарина. Он понимал каждое слово, но уследить за мыслью не мог. Да и не стремился. Олег уже понял, что спит, и догадывался, что начинает просыпаться, — с той же обреченностью, с которой школьник смотрит на циферблат за пять минут до сигнала будильника. Впрочем, учиться Гарин любил, а иначе он не был бы, как говаривал дедушка, в таком большом порядке.

Олег проморгался и обнаружил, что его несут на куске истертого линолеума, содранного в каком-то общественном месте. Руки-ноги не просто двигались, но и слушались. Голова, кажется, тоже.

— Ты чего брыкаешься? — возмутился кто-то сверху. — Он очухался! Выгружаем.

Углы импровизированных носилок отпустили. Олег как лежал на листе линолеума, так и рухнул вместе с ним на пол. В поле зрения попали двери туалета и ванной, по которым Гарин сразу узнал свою квартиру.