Михайловичу, что не видит за Никоном вины, не считает возможным его низвергнуть и просит царя,,не преклонять слуха своего к советам мужей завистливых, любящих мятежи и возмущения, а наипаче - если таковые будут из духовного сана". Осудил гонения на Никона и действия Лигарида также преемник Нектария на иерусалимском патриаршем престоле Досифей. Все восточные патриархи отказались ехать в Москву или прислать своих наместников (экзархов) для суда над Никоном.

Не лучшим оказалось и положение Мелетия в Москве, где иконийский митрополит Афанасий убеждал царя от имени своего,,дяди" - константинопольского патриарха Дионисия „помириться со святейшим патриархом московским Никоном", так как их распря роняет авторитет православия между иноверцами на Востоке. В 1664 году, когда Мелетий вернулся в Москву, Афанасий публично опроверг подлинность привезенных им грамот восточных патриархов. Не сумев отвести обвинение в подделке грамот и подписей к ним, Мелетий и Лигарид сфабриковали грамоту патриарха Дионисия, в которой Афанасий назывался орудием Дьявола и „сосудом злосмрадным", отлученным от церкви. Однако и таким путем уничтожить Афанасия не удалось. Приготовления к осуждению Никона и староверов вновь зашли в тупик.

Досифей, патриарх иерусалимский

Выход из него Паисий Лигарид видел в массированном воздействии на восточных патриархов и использовании для этого своих специфических средств. Летом 1664 года из Москвы выехала группа посольств, снаряженных из ставленников Лигарида. Первое из них направлялось в Молдавию, где находился тогда иерусалимский патриарх Нектарий. Миссия, которая была на него возложена, позорно провалилась: Нектарий наотрез отказался судить Никона лично или через своего экзарха.

Отказался ехать в Москву и константинопольский патриарх Дионисий, к которому прибыл друг Паисия грек Стефан с царской грамотой, содержавшей просьбу в случае невозможности поездки назначить константинопольским экзархом в Москве… Лигарида. 12 ноября 1665 года Стефан вернулся в Москву с блистательной победой: сразу тремя грамотами, свидетельствующими о назначении Лигарида экзархом! Грамоты утверждали, что Дионисий поручает Паисию суд над Никоном. Царь торжествовал, Лигарид начал активно обличать Никона, но… вновь возникший на горизонте иконийский митрополит Афанасий заявил о поддельности всех привезенных Стефаном грамот!

Это было уже слишком. После бурной сцены во дворце, где Афанасий и Стефан обвиняли друг друга во всех смертных грехах, неугодного обличителя убрали. „Иконийский на время отправлен был на успокоение в Симонов монастырь, в котором и пребывал до славнаго прибытия патриархов или, лучше сказать, до упокоения и безвременных своих похорон", - удовлетворенно писал Лигарид. Но радовался он рано.

Как ни необходимо было царю Алексею Михайловичу преодолеть проблемы со священством, он не мог добровольно пойти на явный подлог. Самодержец пожелал убедиться в полномочиях митрополита Паисия и послал, наконец, на Восток русского - келаря Чудовского монастыря Савву. Во избежание осложнений миссия Саввы была тайной. „Отправление его более походило на бегство, чем на посольство, - писал обиженный Лигарид, не сумевший применить к Савве свои меры, - так тайно произошло оно, что только трое знали о нем…"

Соответствующий был и результат: Савва выяснил, что Стефан вообще не был у патриарха Дионисия и не получал от него никаких грамот. Более того, Дионисий никогда не согласился бы назначить Лигарида своим экзархом. „Я его и православна не нарицаю, - говорил царскому посланцу патриарх, - что слышу от многих, что он папежник и лукав человек… Газский Паисий Лигарид рукоположенец папин и во многих лятцких (польских. - А. Б.) костелах служил за папу литургию".

Грамоты о царской и патриаршей власти, привезенные Мелетием, оказались подлинными, а митрополиту иконийскому Афанасию (к слову сказать, оказавшемуся в весьма далеком родстве с Дионисием) патриарх никакой миссии в Москве не поручал: тот сбежал из Константинополя от долгов. В „Третьем Риме", как выяснилось, собралась целая группа авантюристов, и один стоил другого. Но для Лигарида итог был печален - он был полностью дезавуирован и уже считал за лучшее унести ноги из Москвы, когда судьба снова повернулась к нему лицом. Иеродиакон Мелетий ехал на Русь с богатой добычей - сразу двумя восточными патриархами! [32]

21 июня 1666 года в Астрахань прибыла большая группа людей в монашеских одеяниях. Прибытие их не отличалось пышностью. По внешнему виду прибывших трудно было заключить, сколь высокие церковные иерархи находятся в землях Российского государства и сколь важную роль предстоит им вскоре сыграть в истории русской православной церкви. Лишь один из тех, кто отправился представляться астраханскому архиепископу Иосифу и воеводе князю Я. Н. Одоевскому, сиял, не в силах сдержать торжества, - это был иеродиакон Мелетий, предвкушавший богатейшую царскую награду за блестяще выполненную на Востоке миссию.

Хотя патриархи константинопольский и иерусалимский наотрез отказались поехать в Москву или послать своих экзархов для суда над Никоном и староверами, Мелетий не сдавался, и его труды окупились сторицей. Он нашел патриарха Паисия александрийского и „после многих оборотов в речах (как пишет Паисий Лига-рид. - А. Б.) достиг желаемого": то есть прельстил владыку богатой и обильной царской милостыней. Развивая успех, Мелетий прибыл на Синайскую гору „и медовыми речами убедил тамошнего архиепископа Ананию явиться в Московию для личного присутствия на замышляемом синоде"; уговорить удалось также бывшего трапезундского митрополита Филофея, которому все равно уже нечего было искать на Востоке.

Удача ждала Мелетия и на обратном пути в Москву. В Грузии он повстречал… патриарха антиохийского Макария, собиравшего там пожертвования. Стремления царского двора и антиохийского патриарха совпали - одному нужен был церковный авторитет, другому - деньги, которые Мелетий щедро обещал - и не обманул.

Золотой дождь пролился над патриархами еще в Астрахани (где духовные и светские власти организовали его своими силами) - и лил беспрестанно все время пребывания их в России. Немедля по прибытии патриархов в русские пределы царь Алексей Михайлович выслал им по 200 рублей серебром, отрезы атласа, тафты и, разумеется, меха. На первом представлении царю в Москве Макарий и Паисий получили четырехфунтовые серебряные золоченые кубки, свертки бархата черного, вишневого рытого, зеленого, отрезы атласа, камки, два сорока (большие связки) соболей, по 300 рублей денег.

Приезд патриархов оставил глубокий след в расходных книгах царской казны: выдачи „подарков" приурочены были буквально ко всем публичным действиям Паисия и Макария - их выходам, службам, посещениям царского двора, причем помимо драгоценных тканей и соболей немалую часть подношений составляли деньги. Так, на 1 января Алексей Михайлович одарил каждого патриарха по 200 рублей, после службы на Сретение Макарий (Паисий болел) тоже получил 200 рублей и т. д. По самому скромному подсчету, так было роздано патриархам по 2 тысячи