– Мудро, – ответил Морган. – Вы заботитесь о моем авторитете, пожалуй, побольше меня. Но вы хотели еще о чем-то поговорить?

– Да. Спектакль. Мы правда ставим «Укрощение строптивой». Я играю роль Люченцио, у Вэл тоже небольшая роль. Спектакля все ждут. А сейчас он отменен без всяких объяснений.

Морган выглядел озадаченным.

– Если это лишь спектакль, так у меня возражений нет – ставьте на здоровье.

– Конечно поставим, – сказал Эндер, – теперь с вашим разрешением. Но, понимаете, некоторые участники пригласили членов экипажа. И отмена представления может оставить нехороший осадок. Плохо скажется на моральном состоянии, вы согласны? Я хотел предложить вам сделать красивый жест, чтобы все видели – это было недоразумением. Убрать эти нехорошие чувства.

– О чем вы говорите? – спросил Морган.

– Просто… когда мы перенесем это на другой день, почему бы вам не прийти на спектакль лично? Пусть они увидят, что и вы смеетесь над комедией.

– Мы можем дать ему роль, – сказала Валентина. – Уверена, Кристофер Слай…

– Сестра шутит, – сказал Эндер. – Это комедия, и любая роль в ней ниже достоинства капитана корабля. Я предлагаю вам прийти – и только. Хотя бы на первый акт. Вы всегда можете сослаться на неотложные дела и уйти раньше, все поймут. Но это даст всем понять, что вы по-настоящему о них заботитесь, что вас интересует, как они проводят время в полете. Это сыграет важную роль в установлении хороших отношений с лидером – как во время полета, так и после прибытия на Шекспир.

– После прибытия? – удивилась Валентина.

Эндер невинно посмотрел на нее широко раскрытыми глазами:

– Как упомянул в нашем разговоре адмирал Морган, вряд ли хоть один колонист согласится на то, чтобы ими правил подросток. Им нужно будет удостовериться, что власть адмирала Моргана стоит за всем, что я делаю в качестве губернатора. Поэтому очень важно, чтобы они видели адмирала и узнали его получше, чтобы они доверяли ему – это обеспечивает лидерство.

Эндер опасался, что Валентина прямо здесь потеряет над собой контроль и либо рассмеется, либо наорет на него. Но она ничего такого не сделала.

– Понимаю, – сказала она.

– В самом деле неплохая мысль, – кивнул адмирал Морган. – Так что – идем начинать?

– О нет, – сказала Валентина. – Все слишком взвинчены. Никто не сможет играть. Почему бы не дать время успокоиться, объяснить, что все это ошибка, произошедшая исключительно по моей вине? А потом мы объявим, что вы собираетесь прийти, что спектакль состоится и что у нас есть шанс показать его вам. Все будут счастливы и довольны. И чем больше свободных от вахты членов экипажа сможет прийти, тем лучше.

– Я не хочу, чтобы на корабле страдал уровень дисциплины, – сказал Морган.

Валентина ответила моментально:

– Если вы посмотрите спектакль и получите удовольствие вместе со всеми, я не вижу, как это может сказаться на дисциплине. Наоборот, это может поднять настроение. Говоря по правде, мы чертовски старались хорошо поставить эту пьесу.

– Для нас это много значит, – сказал Эндер.

– Конечно, – согласился Морган. – Хорошо, вы все устраивайте, а я приду завтра в девятнадцать часов ровно. Сегодня было назначено на это время, ведь так?

Эндер и Валентина попрощались с ним. Офицеры, мимо которых они шли на выход, с удивлением и облегчением смотрели, как брат и сестра улыбаются и невозмутимо болтают.

Лишь оказавшись в каюте, они позволили себе сбросить это притворство, и только там Валентина сказала:

– Он планирует, что ты станешь подставной фигурой, в то время как он будет стоять за спинкой трона.

– Никакого трона нет, – сказал Эндер. – Для меня это решает множество проблем, ты так не считаешь? Пятнадцатилетнему подростку будет сложно вести за собой группу колонистов, которые прожили и проработали на Шекспире в течение сорока лет. Но человек вроде адмирала Моргана привык отдавать приказы, привык, что ему подчиняются. Колонисты не станут возражать против его руководства и сразу ему подчинятся.

Валентина уставилась на него, как на тронувшегося умом. Затем Эндер слегка дернул нижней губой, что всегда показывало иронию. Он надеялся, сестра придет к правильному выводу – что у адмирала Моргана наверняка есть способы подслушивать их разговоры и что он использовал их прямо сейчас, а потому весь их разговор нельзя считать приватным.

– Все в порядке, – сказала Валентина. – Если ты счастлив, я тоже счастлива.

При этих словах она на мгновение вытаращила глаза, что делала, когда хотела показать, что она притворяется.

– Вэл, с меня хватит ответственности, – сказал Эндер. – Этого добра я огреб по самые ноздри и в Боевой школе, и на Эросе. Хочу провести путешествие, заводя друзей и читая все, до чего могу дотянуться.

– Чтобы потом, в конце пути, написать сочинение на тему «Как я провел лето».

– Когда в сердце царит радость, всегда лето, – заметил Эндер.

– Сколько же в тебе всякой ерунды! – воскликнула Валентина.

Кому: [email protected]/hegemon

От: vwiggin%[email protected]/citizen

Тема: Ты, заносчивый ублюдок!

Ты хоть представляешь, сколько проблем создал нам своей передачей, у которой был такой приоритет, что он забил все корабельные каналы связи? Некоторые сочли это атакой на ансибль, и Эндера чуть не отправили в стазис на период всего полета – а это значит туда и обратно!

Однако, когда мы со всем этим разобрались, пакет данных оказался весьма содержательным. Очевидно, какой-то псевдоконфуцианец проклял тебя, чтобы ты жил в эпоху перемен. Пожалуйста, шли продолжение. Но, прошу, назначь передаче приоритет пониже, чтобы обычные каналы связи корабля могли действовать. И не позволяй Граффу направлять материалы Эндеру: они должны приходить мне как колонисту, а не назначенному губернатору.

Мне кажется, ты неплохо справляешься. Хотя в промежутке между твоим письмом и моим ответом все могло измениться. Ну не прелесть ли эти межзвездные перелеты?

Эндер еще не писал родителям? Я не могу спрашивать его (ну, я спросила, но не могу добиться ответа) и не могу спрашивать их – ведь они узнают, что я пыталась заставить его написать. В этом случае тот факт, что он не написал, ранит их сильнее, а если написал – ослабит радость получения письма.

Будь умницей. Уж этого-то у тебя не отнять.

Твоя бывшая марионетка

Демосфен

Алессандра обрадовалась, услышав, что спектаклю вновь дали зеленый свет. Мать была совершенно никакой, хотя проявлялось это лишь в уединении их каюты и видела это только Алессандра. Дорабелла устроила целое шоу: она не заплакала (это хорошо), но она мерила шагами крошечное пространство, открывая и закрывая ящики, стукая по всему что попадется под руку, не упуская возможности топнуть ногой и периодически восклицать что-нибудь яростное: