ходатайств провинциалов. Кроме того, нередко послы обязаны были доложить императору о бедствиях, которые поражали провинцию, испросить уменьшения налогов или вспомоществования для устройства водопровода, школы или театра. Посол мог быть избран даже и против его воли: он не имел права отклонять от себя полномочия. Путевые расходы депутатов в Рим оплачивались бюджетом провинции[661].

Мы бы составили себе, без сомнения, ложное понятие о провинциальных собраниях и посольствах в Римской империи, если бы стали сближать эти учреждения с палатами представителей современных европейских наций. Утверждать, что парламентский строй зародился в Римской империи, было бы настолько же неверно, как доказывать, что «он найден был в лесах Германии». Собрания в Лионе и Нарбонне никогда не издавали законов и не голосовали налогов. Им не предоставлено было даже права возражать против законов, обнародуемых другой властью, или приостанавливать сбор назначенных ею налогов. Они никаким образом не принимали участия в высшем управлении, и они не сделались также центрами оппозиции. Совсем не заметно, чтобы они поднимались рядом с верховной властью императоров, как сила, противоположная ей; потому-то императорское правительство никогда не видело в них врагов.

Римская империя, без всякого сомнения, не знала той формы представительного правления, при которой народы сами управляют собою только под именем монархического устройства. Но ей известен был по крайней мере другой вид политического порядка, при котором население, никогда не управляя, обладает, однако, правильными и законными способами высказывать свои желания и жалобы.

Если мы рассмотрим вблизи это учреждение, просуществовавшее пять веков, мы заметим, что оно ни разу не явилось поводом для беспорядков, что оно не породило ни одного столкновения. Кажется, наоборот, что оно служило опорою императорского правительства. Оно могло бы сделаться могучим орудием оппозиции, если бы дух последней жил в обществе. Но при господствовавшем в ту эпоху общественном настроении провинциальные собрания служили скорее лишним средством имперской администрации. Через них население находилось в постоянном общении с властью. Не будем же воображать себе общество Римской империи безмолвным и придавленным; источники рисуют нам его в совершенно иных красках. Иногда оно благодарит и даже не чуждается лести; но порою оно обвиняет и жалуется; оно всегда говорит, и притом свободно; оно находится как бы в постоянной беседе с своим правительством, которое поэтому никогда не может оставаться в неведении о его мнениях и нуждах. Описанное учреждение не было не совместимо с прочным повиновением населения власти, с бессознательной верностью, даже с известными привычками к раболепству. Но утеснение, которое превосходило бы известный предел, вряд ли было возможно при его существовании. Было бы противно человеческой природе, чтобы народы, с таким оружием в руках, стали подчиняться и служить в продолжение пяти веков порядку, который был бы враждебен их интересам. Лесть никогда не доведет людей до того, чтобы они допустили гибель своего благосостояния.

Глава пятая

Муниципальный строй в Галлии во время Римской империи

До римского завоевания в Галлии насчитывалось около 80 народцев; то же приблизительно число подразделений страны сохранилось и после подчинения ее римскому владычеству[662]. Если мы сравним карты Галлии во времена независимости и во времена господства Рима, то заметим между ними некоторые различия; но последние относятся, по преимуществу, к южной части ее, то есть к Нарбоннской провинции. Племя аллоброгов обратилось в общину Вьенны. Племя вольсков, тектосагов образовало общины Тулузы, Нарбонны, Каркассоны и Безье. Племя вольсков арекомиков стало Римской общиной. Большая часть этих общин носила звание римских колоний[663]. Одни из них получили небольшое число италийских колонистов, которые очень быстро распустились в массе туземцев; другие, в которые не было послано ни одного переселенца из римских граждан, приобрели наименование колоний в качестве почетного титула или обозначения тех муниципальных прав, какие были им предоставлены.

В то же самое время в долине Рейна было основано несколько новых городов: Augusta Rauracorum (Аугст около Базеля); Breucomagus Tribocorum (Брумат), Nemetes (Шпейер), Mogontiacum (Майнц), Iuliacum (Юлих), Colonia Claudia Agrippina (Кельн), Colonia Ulpia Traiana (Ксантен), Confluentes (Кобленц) и еще несколько других.

Но если мы оставим в стороне Нарбоннскую Галлию и берега Рейна, если мы возьмем три провинции Галлии, то есть Аквитанскую, Лугдунскую и Бельгийскую, которые составляют четыре пятых всей страны, мы не заметим в них никакой существенной перемены. Страбон насчитывает в них 60 народцев, a эта цифра соответствует приблизительно той, которая относится ко времени до завоевания[664]. Несколько позже Тaцит ставит число 64, по всей вероятности, потому, что он прибавляет к страбоновской цифре несколько общин, вновь образованных в рейнском краю[665]. Еще один век после этого географ Птолемей перечисляет в Галлии также 64 народца[666].

Особенно достойно замечания то обстоятельство, что это те же племена, которые нам известны из времен независимости Галлии. Все те, которые перечислялись Цезарем, как населяющие Бельгийскую Галлию, – тревиры, нервии, атребаты, амбианы, тонгры, веромандуи, ремы, белловаки, медиоматрики, лингоны, секваны – находятся и в римской провинции того же имени[667]. Те, которых он называл в кельтической, – эдуи, сегузиавы, сеноны, паризии, карнуты, туроны, эбуровики, калеты, ценоманы, намнеты, венеты, лексовии, вновь встречаются в Лугдунской провинции. Пиктоны, сантоны, бордосские битуриги, буржские битуриги, петрокории, лемовики, арверны, кадурки, габалы, ауски, рутены, которые то враждовали с Цезарем, то вступали в союз с ним, существуют еще и в римское время и образуют Аквитанию[668]. Мы открываем те же имена в списках Плиния и Птолемея, a также в надписях[669].

Из сказанного ясно, что Рим не разбил социальные организмы, которые он нашел сложившимися в Галлии. Он оставил каждому из них его прежнее имя[670], сохранил за ними неприкосновенность территории и границ. Он даже не нашел необходимым разрезать надвое наиболее сильные из народцев-государств, те, которые, подобно арвернам, долго держали его войска под опасностью.

Муниципальные общины римской Галлии были, таким образом, не что иное, как ее прежние народы. То, что тогда называлось общиною (civitas), было нечто гораздо более значительное, чем город и его округ. Географически это была территория, внутри которой находился главный город, несколько волостей (pagi), несколько маленьких городов, известное число деревень (ѵісі) и неисчислимое количество сельских поместий; политически это было организованное целое, сохранявшее память о том, что оно прежде было самостоятельною государственною единицею. Уже из одного этого видно, что муниципальный порядок, о котором мы сейчас будем говорить, очень отличался от того, что теперь обозначается этим именем.

Чтобы изучить этот муниципальный строй с некоторою точностью и обстоятельностью, надобно сперва установить одно различение. Надо соединить в одну группу общины, именовавшиеся римскими колониями, и те, которые назывались общинами латинского