Оценка угрозы? Или устранение угрозы?

Сейчас, по телефону-автомату, Воорт говорит только:

– Кто-то наблюдал за Леви. Возможно, сейчас они наблюдают за тобой.

«Как эти курсанты наблюдают за мной».

Но курсанты не идут следом, не заговаривают с ним, даже не смотрят ему вслед, когда он уходит к машине. Оглянувшись, Воорт видит, что один из них зашел в телефонную будку, а другой, стоя спиной к Воорту подбрасывает в воздух резиновый мяч.

По дороге в город Воорт внимательнее, чем обычно, разглядывает другие машины в зеркале заднего вида.

Надо найти Джона Шеску. Он вполне может оказаться отправным пунктом.

И снова в памяти звучат слова Мичума, сказанные в баре неделю назад: «Я не хочу никому навредить».

Уже на мосту Джорджа Вашингтона Воорт спрашивает себя, чувствуя тошноту: «Кого еще они планируют уничтожить? Потому что они, несомненно, не остановятся. Кого еще они теперь сочтут угрозой? Микки? Джилл? Меня?»

Каждый год множество копов погибает в результате несчастных случаев.

Каждый год, без исключения.

Будущий убийца готовит домашнее задание. На дворе апрель 1969 года, он в спальне, сидит за письменным столом, наслаждаясь бегством от реальности. Домашнее задание простое, разгаданные тайны логичны и понятны. Когда учебник истории говорит Джону Шеске, что Вьетнам расположен в Юго-Восточной Азии, – это непреложный факт, который никогда не изменится, такой же предсказуемый, как восход солнца на Востоке. В дверях раздается мужской голос:

– Привет, Книжный Червь. Что будешь делать, когда черномазые хлынут на Цицеро-авеню? Швырнешь в них свой гребаный учебник?

Спальня маленькая, но опрятная: узкая кровать, зачитанные книги по истории и забранное решеткой окно, выходящее в переулок, где теплыми ночами сражаются коты, и их вопли смешиваются с криками папы и бабушки в доме. На стенах развешены флаг «Чикаго кабз», карта Вьетнама с отмеченными передвижениями войск, фотография команды борцов (в том числе и его), фотографии знаменитостей и вырезка из журнала «Тайм» о Джоне Ф. Кеннеди, погибшем, когда мальчику было тринадцать.

– Эй, толстяк, мне нравится то фото Мартина Лютера Коммуниста Кинга. Может, когда они хлынут на Цицеро-авеню, то пощадят тебя, пока будут насиловать твою бабку.

Даже не поднимая головы, юноша говорит:

– Я больше не толстый.

Юноша наклоняет гибкую шею настольной лампы, чтобы кружок яркого света освещал домашнее задание. Он находит сложный вопрос, которым учитель двенадцатого класса пытался одурачить учеников. Заменяет неправильную страну на карте – Лаос – на правильную – Таиланд. В географии, думает он, ошибку можно просто стереть – и все.

– Смотреть тошно, – рычит мужчина.

Все в нем пышет какой-то непропорциональной яростью, какая иногда охватывает невысоких людей. Мускулы торса, застарелая грязь на джинсах и футболке, кожа, обожженная трудом на солнце – он работает грузчиком на железнодорожной станции. Отец белокур, а его законный сын черноволос. У отца глаза карие, а у сына голубые. У отца узкое лицо, а сын скорее круглолиц. И сын крупнее. Предкам такие плечи давали силу копать уголь, забивать скот, таскать камни, пробивать штыком солдат.

– Папа, – по сравнению с яростью отца сын кажется лишенным эмоций. – Цицеро-авеню переходишь только ты – чтобы в субботу вечером пострелять в воздух из пистолета.

– Ты теперь спец по психологии горилл! Так живи с ними, если так их любишь.

– Когда-нибудь ты попытаешься напугать не тех людей. И они выстрелят в ответ.

– Ты просто не понимаешь, – резко возражает Майкл Шеска и заходит в комнату сына, подталкиваемый бездонным и бесцельным бешенством. – Это держит их в страхе, и они остаются на своей стороне. Там их больше, чем нас.

И юноша отвечает:

– Нас? Разве ты и я – одно и то же?

– Настоящий враг здесь, а не где-то еще, козел.

«Козел». «Толстяк». «Дубина». Эту песню юноша слышит каждый день, когда заходит в дом.

Но, несмотря на насмешки, он настоящий спортсмен. В спальне есть спортивный уголок, и он каждый день поднимает гири, накачивая бицепсы, предплечья, запястья, шею. В дверях закреплена перекладина. Джон Шеска работает над своим телом, как работает над домашними заданиями. И то и другое здесь – необходимые формы защиты.

Юноша наконец поднимает глаза на мужчину.

– О да, настоящий враг здесь.

– Заткнись, или я сам тебя заткну.

– У тебя больше не хватит на это сил.

Неделю назад школьный консультант написал о нем в характеристике: «Джон очень скрытен в школе. Я подозреваю проблемы дома, но он никогда не позволяет личным трудностям влиять на поведение».

Тренер по борьбе написал: «Джон – скрытый лидер. Другие мальчики охотно идут за ним. Но я никогда не встречал борца, у которого прорывалась бы такая контролируемая жестокость, какую я вижу у него. Я боюсь, что в этом парнишке скрывается чудовище, ждущее часа вырваться наружу. Надеюсь, Джон найдет способ обуздать его».

Его девушка призналась лучшей подруге: «Я знаю, что Джон любит меня, но он никогда не говорит о чувствах. Он старается притворяться дохлой рыбой, но в нем есть доброта. Я это вижу. И помогу ему».

Сейчас юноша обедает с отцом и бабушкой на маленькой кухне, под окровавленными Иисусами, святыми и крестоносцами, убивающими мусульман в Турции и Иерусалиме, на Мальте и в Испании. Еще на кухне масса фотографий нынешнего папы.

Мать вместе со своим возлюбленным, на которого мальчик похож, погибла в автокатастрофе, когда ребенку был всего год. В квартире очень чисто. На диване лежат журналы «Оружие и боеприпасы» для Майкла Шески и журнал Американского еврейского комитета «Комментари» для бабушки. Она выучила английский после приезда из Европы, смотрит некоммерческое общественное телевидение и состоит в Лиге женщин-избирательниц – настоящее политическое и социальное отклонение в Сисеро, белом пригороде Чикаго, где работают десятки тысяч негров, а жить не разрешается ни одному.

Мальчик сидит между отцом и бабкой, как и положено арбитру.

– Сегодня на станции, – начинает отец, отламывая кусок горячего свежего хлеба, – подрались нигер с поляком. Нигер порезал поляка.

– Ненавижу это слово, – говорит бабушка, наливая картофельную водку в стакан. Эта худая, крепкая женщина иммигрировала в Чикаго после того, как в Словакии ее мужа убили хорваты.

– Мама, – говорит отец, как будто этот спор у них впервые, как будто он объясняет десятилетнему ребенку, как работает велосипед, – единственное, что удерживает эту страну вместе, – деньги. Когда они иссякнут, все вцепятся друг другу в глотку.

– Неужели это мой сын? Неужели тебя действительно родила я?