Помещенные в огороженные колючей проволокой загоны, звери стояли смирно и не издавали ни звука. Однако его слуху само их молчание казалось музыкой, столь же чистой и гармоничной, как и их белые шкуры и безупречные шелковистые гривы. Каким-то образом на зверей не попало ни одной капли густой грязи, что была размазана здесь едва ли не повсюду. По полу здесь стелились тяжело пахнущие серые испарения, напоминающие привидений.

Раздвигая завесы сальной дымки, появились огромные мужчины в длинных черных резиновых фартуках. В тяжелых чертах их лиц было нечто обезьянье, и двигались они довольно неповоротливо. Но звери в загонах не встрепенулись, не воспротивились никак тому, что огромные молотки, свистя в воздухе, стали разбивать их черепа один за другим, разя меж глаз, в точку под тем местом, откуда изо лбов выступал завитый тугой спиралью рог. Боги точно знают, как использовать этот прекрасно развитый отросток. Работа кипела – не мешкая забойщики отрывали рога от падающих наземь туш. Те отрывались легко, будто сосульки.

На его глазах туши свежевали, шкуры – развешивали по стенам. Сколь великолепные, поистине королевские одежды можно было пошить из них! А мясо зверей – столь совершенное в своей нежно-розовости, оно послужило бы прекрасным блюдом к столу тех, кто не привык к грубой пище. Но где, в каком уголке среди исполненной лун Вселенной, пребывает тот стол?

Нежданно откуда-то сверху опустились на толстых цепях крюки для захвата. Когда все освежеванные туши насадили на них, цепи рванулись обратно в темноту, орошая все вокруг кровавым дождем. Была ли у этого жестокосердного Колизея крыша – или взгляд, устремленный вверх, встречал лишь колодезь бездны? Его светлые ресницы мечтательно запорхали, в глазах затрепетал огонь любопытства. Но вскоре его зачарованность была грубейшим образом нарушена, прервана и рассеяна. И пробирающая до костей веселость, граничащая с истерикой, стала первым, но не единственным откликом в его душе.

«Ну вот, кто у нас тут еще, братцы», – произнес один из великанов-забойщиков в черном фартуке и, изображая задумчивость, помассировал свои толстые небритые щеки. Вокруг него собрались остальные – кто-то нес, закинув на плечи, чудовищные молоты, кто-то задумчиво поглаживал лезвия наточенных до блеска серпов. Они гулко хмыкали, кивали друг другу понимающе, перешептывались между собой.

И только теперь он вспомнил, кто он такой и что это за место; что это за обитель, которую ему так и не довелось, несмотря на великое желание, познать со стороны сполна. Он попал не в замок из сказки, где любого умалишенного встречали сердечным смехом, а не единодушной снисходительностью к его униженному состоянию. И теперь он знал, что с ним вот-вот произойдет.

Массивные фигуры забойщиков надвигались со всех сторон с инструментами наготове. И он выдавил из себя хриплое ржание – ибо в тот момент веселость, пробирающая до пока еще целых костей, не до конца улетучилась из восприятия им сего действа… и той роли, которую ему суждено было в нем сыграть.

Шаг первый. Как-то раз я нашел на старой карте это название – Тонкая Гора. Отметки о высоте рельефа не было, и моя фантазия тут же вырисовала перед внутренним взором интригующие картины. Закрыв глаза и свернув карту, я вдруг ощутил мимолетное смятение, из тех, что могут появиться везде: в поезде, грохочущем по рельсам, или на скамейке в парке. Мимо сновали какие-то люди, что-то говорили, размахивали руками. Я потянулся к старой карте, но та исчезла, оставив меня сидеть в недоумении и размышлять, что же творится там, на Тонкой Горе.

Шаг второй. Легенд и домыслов о Тонкой Горе столько, что никто их все наперечет не знает, но некоторой информацией я все-таки разжился. Говорят, воздух на ее вершине за считаные часы превращает человека в бредящего ясновидца. Несколько дней там – и вы уже в плену странных желаний, которые никогда не сбудутся. Если задержаться на Тонкой Горе надолго, можно обрести бессмертие (ну или все-таки умереть – просто потом ваша иссохшая мумия будет бродить в лесах, коими поросли горные склоны). Ну, от слухов многого ждать не приходится, верно? Очевидно лишь одно – никто не рискует взойти на Тонкую Гору.

Шаг третий. Единственный путь на Тонкую Гору – абсолютное сумасшествие. Это не метафора, искать второе дно тут бесполезно. Все предельно просто. Когда вас признают безумцем – тогда вы, считайте, ступили на верную тропу. Вернее, сошли с той, которую принято считать самой верной. Трезвость ума не принесет успеха, но стоит дать взгляду соскользнуть, как что-то впереди забрезжит. И тогда демоны, раскинув кожистые крылья, манят вас с крыш самых высоких зданий, охраняющие кафедральные соборы горгульи разговаривают с вами, как со старым знакомцем. Видите? Вот вы и на подступах к Тонкой Горе.

Шаг четвертый. А знаете, не такая уж это и благодать. Да, виды с Тонкой Горы – самого прекрасного толка: очарованные туманы, темные чащи, похожие на простертые к небу персты вершины. Но средь этого великолепия таятся многие опасности. Например, абсолютное одиночество, наслаждаться коим могут разве что фанатики в изгнании. Или тот же ветер, что будто бы состоит из миллиона тоненьких голосков, ведущих в незримом эфире Вселенной неумолчную болтовню. Здесь дни – пасмурны, ночь – время колдовства, и мир порой замирает на миг, а потом резко меняет положение, выворачивая все и вся. Но чего еще ждать от места, которое зовется Тонкой Горой?

Шаг пятый. Однажды слова «Тонкая Гора» я услышал откуда-то из толпы. Но того, кто их произнес, я так и не увидел. То мог быть любой из людей на платформе, ждущих прибытия поезда. В тот же день какой-то человек из толпы бросился на рельсы, прямиком под колеса. Его разрезало пополам – но какая же счастливая улыбка сияла на его лице!

– Тонкая Гора! – невольно вырвалось у меня, но, как я и ожидал, никто не внял моим словам.

Шаг шестой. Все мои мечты посвящены Тонкой Горе – о ней я думал не раз и не два, но тысячу раз. Хочу взойти на нее и никогда более не спускаться. Даже ценой окончательной утраты рассудка. Даже ценой моей жалкой жизни. Нет нигде ни счастья, ни гармонии, кроме как на высотах Тонкой Горы!

Шаг седьмой. Однажды утром я проснулся от страшной головной боли. Свет из окна был таким ярким, что пришлось прикрыть глаза рукой. Только мысли о Тонкой Горе принесли мне облегчение.

Шаг восьмой. Теперь я понимаю, что о существовании Тонкой Горы известно всем. Все знали о ней с самого начала. Везде, куда бы я ни направил свой шаг, я слышу разговор о ней. Тонкая Гора – о да. Тонкая Гора – вне всяких сомнений.

Шаг девятый. На Тонкой Горе никто не говорит о Тонкой Горе.

Шаг десятый. Поезд вот-вот прибудет.

Жили мы в съемном доме, не первом и не последнем в долгой череде подобных местечек, где обитала наша семья в пору моего детства. Вскоре после переезда в этот самый дом отец стал прославлять философию «жизни внаем». Он заверил нас в том, что иначе никак и что всякий уход от подобного модус операнди – сильнейшее из заблуждений.