где он роняет на землю ненужные рулоны бумаги – хороша, выразительна. Впечатляюща сцена с сухим листом травы, который растирает в руках агроном. Но Василий Дмитриевич – единственная удача автора. Главный же герой – молодой агроном Ефимов – «наследник» Василия Дмитриевича – фигура бледная, маловыразительная. Главный агроном – молодой карьерист Запрудный и вовсе штамп. Директор совхоза, парторг – тени, а не живые люди. Мироныч, колхозный конюх, которому отдано много места в рассказах – очередная вариация шолоховского деда Щукаря.

Наряду с выразительными сценами (напр., смена столба в начале повести), есть сцены и надуманные, недостоверные (вроде сцены с буфетчиком, «почему не пашете»).

Тракторист, засыпающий во время бритья, недостоверен, да и вся эта сатирическая сцена приезда «мастеров» надумана.

Иногда недостаточное знание материала приводит автора к просчетам.

Так, на странице 45 в церкви среди сваленных в угол икон, кадил, подсвечников (такого рода церковное имущество вряд ли было свалено в угол, если церковь превращена в зернохранилище) валяются, как сообщает автор «каблуки»[88]. Один из этих «каблуков» Мироныч очищает от пыли и на «каблуке» сверкает позолота и выступает золотой крест. «Каблук», т. е. клобук монашеский – это высокая черная шляпа с покрывалом, на ней никакого золота нет.

Столь же невероятно описание лошади на стр. 60: «Навстречу ей тихо ползла сильно груженая мешками с картошкой телега. Лошадь, напрягшись, высоко вскидывала голову и тогда ее передние копыта на какое-то мгновение повисали в воздухе. Она храпела и исходила пеной. На мешках дремал немолодой уже возчик».

Это описание нужно автору, чтоб Анастасия Петровна, будущий управляющий, заметила неправильно завязанный чересседельник[89]. Но здесь невероятно, что возчик спит на сильно груженой телеге: два передние копыта не могут повиснуть в воздухе, если лошадь «тихо ползла».

Или: «Илья, изящно опираясь на палку и для солидности чуть-чуть прихрамывая на одну ногу, широко и властно зашагал вперед, остановился, раскинул руки, словно захотелось ему вдруг обнять всю эту землю и радостно гаркнул здоровым зычным голосом». Это описание относится к старику, вышедшему на пенсию. Опять-таки, это не просто безвкусица. Автору надо показать, что агроном Илья, еще здоровый человек, бросил землю, а Василий Дмитриевич, такой же старик – не бросил.

Мотивировка у автора есть, только выбранная им подробность не всегда выразительна и точна.

Подчас автор излишне увлекается: «Только жаворонки да трактористы знают эту синюю радугу, рождаемую землей» (53).

В рассказах много описаний земли, сделанных с большой теплотой, поэтичностью. Только в этих описаниях, приуроченных к севу, нет ничего нового, своего. Автор обладает литературными способностями, писательским глазом и хотелось бы, чтобы пейзажные картины были бы более свежими, более новыми.

Есть досадные повторения:

Управляющий с «сильной шеей» (1)

Буфетчик «с сильной шеей» (32)

Бусинки глаз (3)

Бусинки глаз (17)

Но это – разумеется, мелочи.

В рассказах «О детях», «О любви», «Взялся за гуж» при литературной грамотности нет впечатляющих наблюдений. Лучше других рассказ «О смерти», но и здесь классическая чеховская тональность[90] заглушает собственные наблюдения автора, живую жизнь. Рассказ книжен.

В главном цикле удачнее других «Вступление», «Сев», «Ставка на доверие». Но во всех этих рассказах есть некоторая нарочитость, излишние повторения характеристик. То, о чем читатель догадывается с первой сцены, автор повторяет несколько раз, и этим портит хорошие находки. Так, Мироныч в каждом разговоре, в каждой сцене рисуется одинаково. Мишка-механик тоже комический персонаж, и его техническая безграмотность и леность подчеркивается в каждой сцене, Лука повторяется многократно. То же относится и к лучшей фигуре рассказов – старику агроному Василию Дмитриевичу. Автор все повторяет и повторяет «положительность» Василия Дмитриевича и отрицательность главного агронома Запрудного.

Думаю, что после исправлений, после удаления налета некоторой фельетонности, иллюстративности, лучшие рассказы Салдадзе («Вступление», «Ставка на доверие», «Сев») могут быть напечатаны.

В. Шаламов Москва, А284. Хорошевское шоссе, 10 кв. 2

В. Шацкий [91] «Правда о будущем». Научно-фантастический киносценарий (либретто). 116 стр. 1959 г

РГАЛИ. Ф. 1702. Оп. 8. Ед. хр. 419. Л. 233–237.

В сценарии автор пробует заглянуть в 6939 год. За пять тысяч лет земля стала центром жизни вселенной. Особыми приборами на мертвых звездах создаются условия жизни, подобные тем, которые существуют на Земле. Человечество, размножаясь, размещается на оживленных далеких звездах. Но люди будущего не ограничиваются расширением сферы жизни во вселенной. Главный герой повести – скульптор с многозначительным именем Виулен[92] выступает с идеей, которая даже для 70 века кажется чересчур смелой – идеей воскрешения людей прошлого[93], всех, когда-либо живших на земле[94]. Энергичная агитация Виулена имеет успех – люди будут воскрешены.

Действие повести развивается вяло. Большая часть страниц сценария отдана описанию научных и технических новшеств, кои удалось автору угадать сквозь даль пяти тысячелетий. Срок необычайно большой и, если это отчетливо понять, можно только удивляться бедности фантазии автора. Время, в котором мы живем – время необычайно быстрого научного прогресса. На глазах одного поколения человек поднялся в воздух и перегнал вращение Земли, раскрыл тайны атома, начал межпланетные полеты; кибернетика, спутники Земли, чудеса химии – все это живая реальность. В тот самый день, когда читалась эта рукопись – в воздух поднялась первая космическая ракета, первая искусственная планета вселенной…[95]

Думается, что научно-фантастический жанр в наше время должен искать какие-то особенные пути, ибо простой очерк в действительности или даже сообщение ТАСС превосходит всякую «фантастическую» беллетристику. Телевизионный режиссер, ставящий «80 000 верст под водой», обходит теперь техническую сторону дела, никому не интересную, превращает жюльверновский роман в рассказ о прошлом, интерес к фильму держится только на актерской игре.

Если приглядеться к сценарию, мы не найдем там какого-либо нового технического устройства, поражающего воображения.

Металлическая паутина мостов, огромное количество снующих везде пассажирских ракет; телевизионные экраны разных размеров, видеафоны[96], пластмассовые шлемы с антеннами – все это для 70 века слишком бедно. Это – техника конца 50-х годов XX века – увеличенная, размноженная.

На странице 75 описание наблюдения чрезвычайно похоже на микроскоп, наведенный на экран, а на стр. 90 при описании карнавала 70 века показан обыкновенный летний фейерверк.

Подземная магистраль ветровых дорожек заставляет вспомнить движущиеся тротуары из уэллсовского романа «Когда проснется спящий»[97]. К тому же переход с дорожки на дорожку (при скорости 700 км) объяснен довольно невразумительно.

А вот бытовая картинка 70 века, напоминающая обстановку современного бара: «Круглые хрустальные столики на лакированных ножках…», «…Захмелевший Чисом пытается закурить от зажигалки, вделанной в ножку хрустальной вазы с фруктами. Зажигалка имеет вид круга,