но нашел выход: выписался из больницы, выкурил сигарету и снова обратился в приемный покой.

На повторное размещение в рехабе ушло семь часов, но игра стоила свеч.

Чтобы облегчить боль, меня подключили к аппарату, который регулярно вводил в меня определенное количество препарата под названием дилаудид. Это опиоид, который меняет отношение мозга к боли. Как было бы здорово, если бы этот препарат поставлялся в человеческом обличье! Так или иначе, я полюбил дилаудид; он стал моим новым фаворитом, и, если бы они продолжали мне его давать, я бы остался в этой больнице и на сотни дней. Все тридцать дней, которые Джэми провела рядом со мной, я находился под кайфом — и был счастлив. А особенно я был счастлив тогда, когда подписывал контракт на шестой и седьмой сезоны. Благодаря самоотверженной и блестящей идее Дэвида Швиммера этот контракт принес нам 50 миллионов долларов. Я подписывал его с зондом для искусственного питания, воткнутым в руку, и потоками дилаудида, протекающими через мозг.

Но они внезапно решили меня выписать — очевидно, я требовал слишком много чудо-лекарств.

— Вы поправились, — заявил мне один из врачей. — Ваш панкреатит закончился. Мы вас отправляем домой. Завтра.

— Вы хотите сказать, что сегодня вечером вы не дадите мне дилаудид?

— Нет, — сказал он, — не дадим.

Каким-то образом я пережил эту ночь, но никто не знал, что со мною делать дальше.

И тут на сцене неожиданно появился мой отец. Слава богу, он предложил мне пожить с ним и его семьей в городке Охай — это к северо-западу от Лос-Анджелеса.

— Переезжай к нам, — сказал он. — Будешь ходить на собрания Общества анонимных алкоголиков и вообще приведешь себя в порядок.

Это был нормальный вариант, и мне ничего не оставалось, как отправиться к себе домой на Челан-уэй на Голливудских холмах, чтобы забрать кое-какие вещи. Я был трезв, но поскольку последние тридцать дней принимал дилаудид, то все еще был немного не в себе. Джэми подождала, пока я упакую сумку, а затем я последовал за ней на своем зеленом Porsche по извилистым горным дорогам. Когда я свернул налево на Челан-драйв, то увидел, что прямо посередине дороги на меня мчится фургон курьерской службы. Я дал по тормозам, но машина задела траву, вылетела на газон и, продолжая движение, въехала в лестницу, ведущую к дому, снесла ее, а потом влетела в гостиную. К счастью, дома никого не было, но машина оказалась разбита в ноль, как и лестница.

Опять эти гребаные лестницы…

Я поступил правильно: дождался приезда копов. Когда они приехали, я смотрел в небо, гадая, когда оттуда упадет мне на голову следующая наковальня, как это происходит в мультфильмах. Я простоял там достаточно долго для того, чтобы кто-то меня сфотографировал и продал снимок журналу People: вот моя машина, которая врезалась в дом, а вот и я сам еду к отцу в Охай.

Получилось так, как будто мне снова исполнилось пятнадцать лет и я снова живу с отцом в Калифорнии. Каждый день за мной приезжала машина, которая отвозила меня на съемки сериала «Друзья». Но прошло не слишком много времени, и я снова подсел на викодин, а потом опять начал употреблять алкоголь, и он, сука, опять мне понравился. Как говорил мой терапевт, «реальность — это приобретенный вкус», но мне так и не удалось его приобрести. Я постоянно приносил в дом отца и наркотики, и алкоголь, а его жена так на меня злилась, что в конце концов отец подошел ко мне и очень спокойным тоном сказал, что мне лучше уехать.

«Окей, я уеду, но ни один из вас никогда не увидит ни гроша из моих денег, никогда», — подумал я, но вслух этого не сказал.

Таким образом, я вернулся к съемкам следующего сезона «Друзей» в состоянии полной обдолбанности, и все поняли, что нужно что-то делать.

Я уже слышал о метадоне,[19] препарате, один маленький глоток которого обещал избавить вас от привычки заглатывать по 55 таблеток викодина в день. Единственная загвоздка заключалась в том, что вы должны были пить по этому маленькому глотку каждый день, иначе у вас была бы серьезная абстиненция. «Звучит заманчиво», — решил мой отчаявшийся разум. Я немедленно принял это вещество и уже на следующий день смог вернуться к съемкам «Друзей», чувствуя себя свежим как огурчик.

Мне говорили, что у метадона нет побочных эффектов. Это была неправда. На самом деле это было начало конца.

В остальном все шло отлично; «Друзья» пользовались таким же успехом, как и прежде. А потом в мой трейлер зашла еще одна персона. На этот раз это был не Дэвид, и этот визит не стал для меня хорошей новостью.

* * *

— Я знаю, что ты пьешь, — сказала она.

Я стал забывать о Дженнифер (с тех пор, как она начала встречаться с Брэдом Питтом), со мной все уже было в порядке, и я нашел способ долго смотреть на нее, не чувствуя себя неловко. Но тем не менее встреча с Дженнифер Энистон страшно меня расстроила. Сказать точнее, я был в замешательстве.

— Да как ты такое можешь говорить? — сказал я. — Я вроде никогда не работал пьяным.

Я пытался это скрыть…

— Да мы чувствуем запах, — сказала она как-то странно, но с любовью, и множественное число «мы» ударило меня, как кувалда.

— Я знаю, что пью слишком много, — сказал я, — но я точно не знаю, что с этим делать.

Иногда я был не в той форме, чтобы самому приехать на съемочную площадку (я никогда не работал под наркотой, только с похмелья). Тогда я заказывал лимузин — и это, скажу я вам, вызывало у людей косые взгляды. Все спрашивали меня, все ли со мной в порядке, но никто не хотел останавливать поезд под названием «Друзья», потому что сериал был очень прибыльным. Из-за всего этого я чувствовал себя просто ужасно. Моя самая большая радость была и моим самым большим кошмаром — я был близок к тому, чтобы загубить эту замечательную вещь.

В конце концов на работе у меня появился трезвый компаньон, но это не особо помогало. Однажды вечером, накануне съемок, я принял какое-то лекарство и запил его алкоголем. И все это сработало во время прогона на глазах у всех. Но в этом случае был любопытный нюанс: я был пришиблен этим «коктейлем»,