– О нет, сэр! Ни в коем случае!

– Ну так что же?

– Хорошо, сэр. Миссис Карлайон не настолько обожала генерала, чтобы ужасаться, начни он искать радости на стороне, если вы меня понимаете.

– Да, я вас понимаю. Обычное дело, когда супруги живут вместе достаточно долго. А сама миссис Карлайон никем не увлекалась?

Сдужанка побледнела, но от ответа не уклонилась.

– Одно время, сэр, я думала, что ей нравится мистер Айвс, но, по-моему, она просто была рада его обществу. За ней ухаживал мистер Макларен, но, кажется, к нему она была и вовсе равнодушна. И, конечно, она всегда тепло относилась к мистеру Фэрнивелу, а когда-то… – Девушка потупилась. – Но это было четыре года назад. И если вы меня спросите, было ли между ними что-либо неподобающее, я вам отвечу: нет. Я – ее камеристка и обязательно узнала бы.

– Не сомневаюсь, – сказал Монк. Он ей верил, хотя девушка могла быть и пристрастной. – Ну, если генерал не увлекался миссис Фэрнивел, то, может, ему нравилась какая-нибудь другая леди?

– Если так, сэр, значит, он хорошо это скрывал! – с горячностью возразила Джинни. – Холмс, его камердинер, об этом не знал и в мыслях даже не держал. Нет, сэр, простите, но я тут ничем помочь не могу. Я в самом деле думаю, что генерал в смысле верности был образцовым мужчиной.

– А в других смыслах? – настаивал Уильям. Он окинул взглядом открытые шкафы. – Не похоже, чтобы он жалел для жены денег.

– О нет, сэр. Он не интересовался нарядами, но ни в чем ей не отказывал.

– Словом, идеальный супруг, – уныло промолвил детектив.

– Да, я полагаю, так… для леди, – подтвердила Джинни.

– А для вас? – спросил он.

– Для меня? Ну, сэр, я бы предпочла кого-нибудь… пусть не такого умного, но… такого, с кем бы и пошутить, и поговорить… – Она густо покраснела. – Чтобы давал мне хоть чуточку счастья, если вы меня понимаете, сэр.

– Да, понимаю. – Монк улыбнулся ей, сам не зная почему. Снова нахлынули теплые воспоминания детства: мать с засученными рукавами стоит у стола в кухне и ласково треплет маленького Уильяма за ухо. Она гордилась сыном. Позже он писал ей из Лондона, рассказывая о своей карьере, о своих надеждах на будущее. Мать отвечала – коротко, с ошибками, старательным округлым почерком. Когда мог, он посылал ей денег, и это случалось довольно часто. А потом, после краха Уолбрука, Монк и сам оказался без средств к существованию. Ему было неловко признаться в этом матери. Спесивый глупец, почему он не написал ей тогда?!

– Конечно, понимаю, – повторил сыщик. – Может, и миссис Карлайон чувствовала то же самое, как вы полагаете?

– Ах, не знаю, сэр… Она – леди. У них все по-другому…

– Они когда-нибудь жили вместе?

– В одной комнате? Нет, сэр, при мне – нет. А Люси рассказывала, что и раньше тоже. Но ведь они – господа. У них дом куда больше, чем у моих родителей!

– И у моих, – кивнул Уильям. – Она была счастлива?

Джинни нахмурилась и опасливо взглянула на сыщика:

– Нет, сэр, я так не думаю.

– В последнее время вы не замечали за миссис Карлайон каких-либо странностей?

– Да, она стала какой-то беспокойной. С полгода назад у них с генералом вышла страшная ссора. Из-за чего – не знаю, мне тогда приказали уйти. Хозяйка была ужасно бледной и все молчала. Точно смерти в лицо заглянула. Но это было шесть месяцев назад.

– Причинял ли муж когда-нибудь ей физический вред, Джинни?

– Боже правый, нет! – Камеристка затрясла головой, глядя на собеседника с ужасом. – Я не смогу помочь, сэр, ни вам, ни ей! Я правда не знаю, почему она его убила! Генерал был холоден, слишком важен, но денег для нее не жалел, доверял ей, не пил, не играл… И, хотя он жестоко поступил с мисс Сабеллой, не отпустив ее в монашки, для Кассиана он был хорошим отцом! Лучше не бывает! Если бы я ее не знала, я бы решила, что она дурная женщина, раз убила такого мужа…

– Да, – с несчастным видом буркнул Монк. – Боюсь, я бы тоже. Спасибо, Джинни. Пожалуй, мне пора.

Разговоры с другими слугами не добавили ничего нового к уже сказанному Хаггером и Джинни. Зато оказавшись на улице, Уильям вдруг осознал, как много из его собственного прошлого вернулось к нему в тот день: годы ученичества, письма домой, крах Уолбрука, смена профессии… но только не лицо этой странной женщины, чей образ его преследует… Что же с ней все-таки случилось?

С одобрения майора Типлейди Эстер согласилась отобедать с Оливером Рэтбоуном и, взяв кеб, направилась в Примроуз-Хилл, к дому Рэтбоуна-старшего. Отец Оливера оказался оригинальным и не лишенным шарма пожилым джентльменом.

Не желая опаздывать, мисс Лэттерли ухитрилась приехать раньше самого Оливера, которого задержало неожиданно затянувшееся заседание суда. Прибыв по указанному адресу, она была встречена слугой, проводившим ее в маленькую комнату с окнами во дворик, где в тени деревьев желтели поздние нарциссы, а калитку, ведущую в сад, белый от цветущих яблонь, обступила жимолость.

В комнате имелось много книг, расставленных скорее так, как было удобно для дела, чем для того, чтобы радовать глаз. На стенах висело несколько акварелей, и та, что располагалась на почетном месте над камином, сразу привлекла внимание гостьи. Акварель, выполненная в мягких коричневатых тонах, изображала юношу в кожаном камзоле, сидящего у основания колонны. Нижняя часть тела юноши и маленькая собачка, к которой тот протянул руку, были едва намечены.

– Вам нравится? – спросил Генри Рэтбоун. Этот очень худой человек был выше своего сына и слегка горбился от возраста. У него был орлиный профиль, редкие седые волосы и близорукие голубые глаза.

– Да, очень, – чистосердечно ответила Эстер. – И чем дольше я смотрю на нее, тем больше она мне нравится.

– Моя любимая акварель, – кивнул старик. – Наверное, потому, что не закончена. Завершенность сделает ее более прямолинейной. А так еще остается место для воображения, и начинаешь чувствовать себя соавтором.

Женщина прекрасно поняла, что он имеет в виду, и невольно расплылась в улыбке.

Они успели немного поговорить на разные темы. Эстер, не стесняясь, задавала вопросы, потому что Генри Рэтбоун был ей интересен и с ним она чувствовала себя в своей тарелке. Он много путешествовал и свободно изъяснялся по-немецки. В отличие от гостьи, его, похоже, мало увлекала природа, зато Рэтбоун-старший встречался и беседовал с самыми невероятными персонажами в старых лавочках, которые он так любил обшаривать вдоль и поперек. Однако и внешне заурядные типы пробуждали в Генри жгучее любопытство, и в каждом ему удавалось обнаружить свою уникальную черточку.

Женщина даже не обратила внимания на то, что Оливер явился только часом позже. Забавно было видеть его смущение, хотя если кто и заметил его опоздание, так это повар, сожалеющий об остывшем обеде.