Что же я делал?

Нужно было все выяснить раньше и не позволить ситуации дойти до критической отметки.

— У меня нет никого, — ее тихий голосок разрезал тишину и подкрался к моему сердцу.

Я все еще придерживал свою голову руками. Она дробилась на половинки, и чувство удушья ощущалось в разы. Только бы не сейчас. Пусть бы я мучался позже, но не тогда, когда хотел все знать.

— У меня нет семьи. Нет дома. И никогда не было, — ее подбородок дрожал. — Правда в том, что ты подобрал незнакомую девушку, которая может не догадываться о настоящем отце своего будущего ребенка. А если и подозревает о нем, то ненавидит его всей душой.

Слова, произнесенные с уверенностью, резали слух.

Она стояла в трех шагах от меня, а казалось, в пределах километра, и проговаривала одними губами. А я как будто читал по ним и вглядывался в ее нечеткий размазанный образ. Перед глазами плыло, но все, что видел и слышал, происходило на самом деле.

Вивиан, наконец-то, говорила, и я поглощал каждое ее слово.

Кивнув головой в знак согласия, тут же отрицательно помотал.

— Это не все.

Я мог подозревать о ее положении. То, что она носила под сердцем едва зародившуюся жизнь — было потрясающей новостью, несмотря на ее теперешнее положение. Здесь дело касалось другого — бесконечного унижения по отношению к ней. Вероятнее всего, ублюдок предпринимал действия сексуального характера против ее воли. И пусть бы Вивиан не скрывала факт избиения, и бог знает еще чего, перед тем, как я обнаружил ее полуживое тело, поскольку именно этот момент усугублял положение всех вещей.

— Что ты хочешь знать обо мне?

— Все, — шагнул навстречу девушке. — Для начала, Вивьен — это твое настоящее имя?

Блеск надежды сверкнул в ее глазах, а затем потух, едва она кивнула головой. Подобный разговор должен был состояться еще месяц назад, когда я с определенным любопытством взглянул на нее и мысленно подобрал его. Не имело значения, как имя звучало. Вивьен или Вивиан. Не угадал, просто почувствовал. Свою Вивиан.

Она сделала шаг вперед, и я не отступал, повинуясь своему твердому намерению.

— Почему ты оказалась в этом положении, Вивиан?

— Это долгая история.

— У нас много времени, я не тороплюсь.

— Ты никогда не интересовался.

— Ты сама никогда не делилась.

— Ты не захочешь знать, Бьорн.

— Теперь хочу.

Она смотрела на меня с невыносимым страдальческим выражением на лице. Но я должен был знать, иначе, к чему был весь этот спектакль.

— Кто ты, Вивиан?

Шумно сглотнув, девушка приоткрыла губы. Моя грудь вздымалась от напряженного дыхания, в то время как боль покинула голову и направилась в центр тела к самому главному и чувствительному — сердцу.

— Я шлюха, — прогремел ее голос вместе с громом за окном.

Незаметно пот начал просачиваться сквозь поры кожи, образовываться в районе лба и стекать маленькой струйкой по вискам.

— Все считают меня таковой… Развратной девкой, потаскухой.

— Это не правда, — ей меня не запугать. — Ты просто позволяла этому случаться…

— Тебе не нравится это слышать, Бьорн? Что девушка, которую ты подобрал и которой помогаешь жить дальше, смирилась и терпела к себе низменное отношение, побои, безнравственность?

Нет, мне было наплевать, но я молчал.

— Я слабая, — горько продолжала она. — И моя жизнь — ничто. Абсолютно ничего не представляет собой.

— Не говори так.

— Я даже не пыталась сбежать. А, значит, мне нравилось такое отношение.

— Нет…

— Меня продали, как вещь.

Так и знал, но пусть бы не старалась. Ее слова хлестали по щекам, а мне все равно было наплевать. Я видел в этих прекрасных глазах и мягких губах, выплевывающих о себе нелестное, существовала обыкновенная беззащитная девушка. Но ничего не ответил.

— Передали из одних предательских лап — в другие — еще более безумные, — с каждым словом она делала шаг вперед.

Боль звенела в ушах, отдаваясь по всему телу. Позвонки скрутило, будто с треском вырвало их из тела в районе поясницы. Она приблизилась вплотную, глядя на меня с вызовом и блестящими от слез глазами.

— Я именно такая, Бьорн. И не заслуживаю даже находиться рядом с тобой.

Все это было ярким и несправедливым блефом, но мое сердце неустанно барабанило, подсказывая, что некая доля в ее словах все же являлось правдой. Кто-то был виновен в том, что она считала себя такой, если только не была виновна в этом сама. Моя жалость к ней не позволяла до конца во все верить, и я готов был уже послать свое любопытство к чертям, когда дрожащая рука Вивиан протянула мой блокнот с записями. На автомате я принял его с какой-то глупой задумчивостью, и она вытерла слезы на щеках тыльной стороной ладони. Земля ушла из-под ног, волна негодования сбила и унесла течением подальше от реальности. Внезапно место боли заняло недоумение, озлобленность, чувство ожесточения.

Выходило так, что она прикоснулась не только к моей поэзии. Она дотронулась до моих мыслей, вошла в мое сердце, копалась в моем прошлом. А ведь с легкостью могла достичь познания о моем настоящем и будущем, которого… со мной у Вивиан не могло быть.

Все изначально было неправильным. Я не должен был приводить ее сюда. Не должен был подходить к ней в ту злополучную ночь, когда ее выкинули из машины. Мне не нужно было оказываться в том месте и в тот час. Всего этого могло не быть, если бы два года назад вернул свою жену. И я бы сейчас не говорил то, что собирался сказать Вивиан своим поганым ртом.

— Бьорн?

Голос девушки вернул меня в реальность, но только не мой разум.

— Если ты так решила, — сипло ответил, освобождая путь к двери.

Слезы в который раз блеснули в ее глазах, приоткрывшийся рот от неожиданности ловил воздух. Я был безнадежным. Даже сейчас, мое состояние отказывалось ей помочь, поскольку сам отчаянно нуждался в этой помощи.

Женская фигура поравнялась со мной. Вивиан повернула голову, как будто хотела взглянуть на меня в последний раз.

— Уходи, — чуть громче прозвучали мои слова, обжигая изнутри своей горечью. Возвышаясь надо мной словно призрак, девушка продолжала молча стоять на месте.

Она до сих пор была здесь.

В моем доме.

В моей душе, мыслях, записях.

И не переставала присутствовать в моей жизни.

Какого, спрашивалось, черта?!

— Проваливай из моего дома! — в последний раз прозвучало слишком омерзительно и громко, отчего молния разорвала не только небеса, но и мою душу.