– Ох ни фига себе… – пробормотал Рэмбо. – Кажется, у них проблемы.

– Кажется, у нас тоже, – в тон ему ответил Алан.

Рядом, никого не слыша, покачивался желтокожий сморщенный старик и причитал:

– Это Тени. Это снова Тени!

Обычно змееглазые носили курточки из кожи местных зверей. Кожа эта после соответствующей выделки приобретала интересное качество: она могла менять цвет, как догадывался Шейх, в зависимости от настроения и температуры тела хозяина (змееглазые умели контролировать и то, и другое вполне осознанно). Таким образом, по цвету курточки можно было догадаться, хочет ли ее обладатель слиться с окружающей обстановкой или, наоборот, привлечь к себе внимание. Эта одежка-хамелеон, словом, служила им и камуфляжем, и аналогом яркого галстука у людей.

У раненого змееглазого курточка была грязно-серого цвета в бурых пятнах. Видимо, ранение было серьезным – змееглазый практически умирал, а одежка старательно отражала его, если это можно так назвать, эмоции.

– Что случилось? – повторил свой вопрос Лукавый, склонившись над без пяти минут трупом. – Что за Тени?

– Напали… В лесу… Чужие… – Бледные губы змееглазого еле шевелились, глаза то и дело закатывались, обнажая желтоватые белки с красными прожилками. – Не тени. Еле дошшшел… предупредить…

Стоявшие поблизости сородичи – судя по всему, команда медиков с сумками в руках – только беспомощно пожимали плечами. Не было в их красных мешках ни корешков, ни листьев, ни бутылочек с отваром, способных помочь умирающему. И это при том, что медицина у змееглазых была на высочайшем уровне, граничащем с колдовством. Шейх помнил, как быстро и ловко медики подлатали и его, и Рэмбо после столкновения с Астраханом-младшим на пороге Глуби…

– Кто? – продолжал спрашивать Лукавый. – Кто напал?!

Но его собеседник окончательно отключился. Толпа разом выдохнула и загомонила с новой силой.

– Отойди от него! – прошипел сзади кто-то.

Мансуров обернулся. Это был Уцкетль – по идее, если полковник правильно разобрался в местной иерархии, – мэр или губернатор города. Далеко не самое главное лицо, у жрецов и военачальников власти было побольше, но вполне влиятельное в бытовых вопросах.

– Он умер, – констатировал Уцкетль очевидный факт. – Ты не должен к нему прикасссаться. Придут жрецы. Заберут. Будут похороны, ритуал.

– Ритуал? – переспросил Рэмбо заинтересованно.

– Не Великий Ритуал, – покачал головой мэр. – Просссто похоронный обряд.

– Он успел что-то толком рассказать? – спросил Алан. – Кто на него напал, где, когда?

– Чужаки, – сообщил Уцкетль. – В лесу. День пути.

Ого! Живучие они, твари. День с такой раной – и все-таки дополз, рептилия упрямая…

– Сколько было чужаков? – уточнил он.

– Один.

– Один? – удивился Мансуров. – Он проиграл в поединке?! Человеку?

Змееглазые отличались не только живучестью, но и незаурядной физической силой в сочетании с выносливостью…

– Не в поединке, – ответил Уцкетль. – Это был… охотничий отряд. Они охотились. Пятнадцать бойцов. На дикарей. Почти догнали. Тут ссслучилось ссстранное. Гром. Без молний. Его, – он кивнул на покойника, – ранили. Оссстальные разбежалиссссь.

– А где другие охотники?

– Прячутссся. Им… ссстыдно. Убегать – позор. Их имена покрыты позором. Они теперь изгои. Он вернулся, чтобы предупредить. И умер. Но всссе равно – позор. Поэтому – не трогать. Придут жрецы, всссе сссделают.

– Гром без молний… – задумчиво пробормотал Рэмбо. – Что-то это мне напоминает.

– Это пулевое ранение, – сообщил Шейх. Пока мэр распинался про позор, Мансуров подобрал с земли палку и откинул полу куртки покойника (куртка со смертью владельца почернела). – Его убил Данила. Или кто-то из его товарищей. Больше некому. Кто еще собирался в Глубь? Астрахан-младший все-таки нашел проход. Вопрос в том, где и когда его выкинуло здесь…

– Если ты прав, – задумчиво сказал Лукавый, поразмыслив над доводами Шейха, которые казались резонными, – то это надо выяснить как можно скорее. Оставлять сынка у себя в тылу довольно опасно, он шустрый.

– Вы знаете, кто это сссделал? – прошипел Уцкетль.

– Догадываемся, – мрачно кивнул Лукавый. – Наш общий враг.

– Надо отомссстить. За позор.

– Надо. Только как? Судя по всему, Данила вооружен получше нас. И неизвестно, сколько с ним людей. Тем более, он – раз уж спас дикарей от охотничьего отряда – не упустит шанса переманить их на свою сторону. Он умеет манипулировать людьми.

«Весь в папу», – саркастически подумал Алан, но промолчал.

– Мы дадим бойцов, – сказал мэр, задрав подбородок. – Ты, – узловатый палец ткнул в Мансурова, – Воин. Поведешь их?

– Один – нет, – покачал головой тот. Нафиг надо тащиться по джунглям в окружении этих нелюдей со странными понятиями о чести? – Я возьму с собой Рэмбо. И все оружие, которое у вас есть.

– Постойте! Вы что же, одного меня здесь оставить собираетесь? – Лукавый не на шутку разволновался. – За три дня до Ритуала? А если вы не успеете вернуться? Только туда день пути! А выследить Данилу? А обратно? Нельзя пропускать Великий Ритуал. И потом! Я знаю, зачем Данила пришел сюда. И вы, полковник, знаете: он пришел за мной и Мариной. Он сам нас найдет. Но мы уже будем готовы.

– Ты так говоришь, Лукавый, – прошептал сквозь зубы Мансуров, чтобы змееглазые не расслышали, – как будто знаешь, в чем суть Ритуала, о котором нам эти рептилии все уши прожужжали. Или все-таки знаешь? Почему Ритуал так важен для тебя? Великая Наружность… Нет, это не Земля, правильно? Ты бы не стремился попасть на место этого Ритуала, если бы так змееглазые называли процедуру переноса обратно на Землю. Зачем тебе снова туда возвращаться – ты еще не решил свои дела здесь. Говори, что знаешь!

– Ничего я не знаю! – обиделся Лукавый. – Кроме их поверий о том, что Великий Ритуал открывает проход в Великую Наружность. При чем тут Земля? Совсем не думаю, что они имеют в виду Землю. Понятия не имею, о чем речь! Я только не хочу оставаться здесь один…

– Ты будешь не один, с тобой останется Марина.

– Ну, Марина, строго говоря, не совсем человек, – промямлил профессор. – Я бы не стал полагаться на нее…

– Хватит шшшептатьссся, – оборвал их диалог Уцкетль. – Мало времени. Надо торопитьссся. Месссть! За позор!

И тут толпа разом вскинула к небу сжаты кулаки:

– Месссть! Месссть! Месссть!

Мансуров аж вздрогнул. Да, вот тебе и миролюбивые тихие твари… Но боевой задор змееглазых тут же стих, сменившись благоговейным шепотком, о причинах которого полковник догадался еще до того, как она – причина благоговения змееглазых – выбралась из паланкина и заявила:

– Я пойду с вами!