нет причины, по которой мы не можем поставить эти „много лет“ на борт экспресса в сторону прогресса и дать цивилизации толчок, чтобы она могла выйти на новый уровень – достичь плато, на котором производительность и идеал синонимичны».

Говоря об улучшении условий, я писал: «Подобное улучшение не может случиться без центральной организации, с помощью которой лучшие идеи в мире могут быть выявлены и переданы тем, кто находится во главе этой армии больных людей. Методы, которые будут использоваться для достижения результата, должны быть поставлены на тот же уровень, что и сама идея. Нельзя прибегать к помощи желтой прессы и сенсационных заголовков. Пусть все будет проработано втайне, конфиденциально, небольшой группой людей, которые знают, что делают. Потом, когда будет сформулирован наилучший план для достижения желаемого результата и найдутся инвесторы, чтобы поддержать движение до тех пор, пока оно не сможет обеспечивать себя самостоятельно, надо будет в достойной и эффективной манере объявить миру о существовании организации и целях сообщества, которое будет названо (это будет решено позже)… Чтобы начать движение, не понадобится много денег. Оно начнется скромно, и по мере того, как финансовые ресурсы общества вырастут, поле его действия расширится. […] Насилие и его искоренение лишь деталь в общей схеме. […] Слишком рано пытаться заинтересовать кого-то в предотвращении психических сломов, поскольку сейчас есть другие важные вещи, которыми нужно заняться в первую очередь… Но со временем мы доберемся и до этого».

«„Хижина дядюшки Тома“, – продолжал я, – играла решающую роль в вопросе рабства афроамериканцев. Почему же нельзя написать книгу, которая освободит беспомощных рабов всех сословий и оттенков кожи, заключенных на сегодняшний день в психиатрических больницах и санаториях? Нужно освободить их от неоправданного насилия, которому они подвергаются. Такая книга, как я думаю, может быть создана, и я надеюсь дожить до того времени, когда буду достаточно мудр, чтобы ее написать. Подобная книга поможет изменить отношение общества к тем, кому на сегодняшний день не повезло носить клеймо умственного нездоровья. Конечно, безумец – это безумец, и, пока он безумен, его необходимо положить в специальное заведение для лечения, но, когда он выйдет оттуда, он должен быть свободен ото всех предрассудков, подобно человеку, излечившемуся от заразной болезни и вернувшемуся в общество». В заключение я написал: «С научной точки зрения существует огромное пространство для исследования… Разве нельзя найти причины и покончить с ними – и таким образом спасти жизни многих и сэкономить миллионы долларов? Возможно, в один прекрасный день будет найдено средство, которое помешает человеку полностью и необратимо сойти с ума…»

Именно в эти довольно грубые, невычитанные цитаты я пророчески, пускай и экстравагантно, облек компас, который позднее направлял корабль моих надежд (не один из моих фантомных кораблей!) в безопасный канал, а затем – и в безопасную бухту.

Отвлекаясь во время этих полных творчества дней в Йельском клубе, я писал личные письма близким друзьям. Одно из них привело к неожиданным результатам. В нем были некоторые компрометирующие фразы, которые мой друг опознал. В письме я говорил, что хочу поговорить с одним богатым и влиятельным человеком, который жил в Нью-Йорке, о том, чтобы договориться о действиях, которые приведут к реформам. Этого было достаточно. Друг показал письмо моему брату, который выступал в роли моего опекуна. Он сразу понял, что мой разум находится в возбужденном состоянии. Но он не мог с точностью оценить степень моего возбуждения; дело в том, что, когда я разговаривал с ним за неделю до этого, я не обсуждал свои обширные планы. Тогда меня интересовал только бизнес и продвижение на его стезе.

Я поговорил с президентом Хэдли в пятницу. В субботу я поехал в Нью-Йорк. Воскресенье и понедельник я провел в Йельском клубе, составляя письма. Во вторник это самое письмо уже лежало перед разумным взглядом моего брата. В тот день он немедленно связался со мной по телефону. Мы кратко обсудили ситуацию. Он не сказал мне, что думает, будто я в эйфории. Он просто призвал меня не пытаться заинтересовывать людей в моем проекте, прежде чем я не вернусь в Нью-Хейвен и не поговорю с ним. На тот момент я зашел так далеко, что пригласил свое начальство поужинать со мной вечером в Йельском клубе: я собирался рассказать им о моих планах. Я полагал, что будет справедливым проинформировать их о том, что я собирался сделать, чтобы они могли распрощаться со мной в случае, если почувствуют, что такие планы каким бы то ни было образом мешают моей работе. Об этом ужине я и сообщил брату. Но он так настойчиво убеждал меня отложить эту встречу, пока мы не переговорили, что, несмотря на то что отменять ужин было уже поздно, я согласился по возможности избегать упоминаний о своем проекте. Я также согласился вернуться домой на следующий день.

В тот вечер гости почтили меня своим присутствием, как мы и договаривались. Пару часов мы обсуждали ситуацию, царившую в сфере бизнеса, и дела в целом. Потом один из них прямо сказал о моем обещании рассказать кое-что по определенной теме, природы которой он на тот момент не знал. Я немедленно решил, что лучше всего будет «взять быка за рога», сообщить о своих планах и при необходимости разорвать связь с фирмой, если руководство принудит меня выбирать (именно в таких терминах я и думал об этом) между ними и Человечеством. Я изложил свой план; и хотя во время своей речи я, наверное, выказал много эмоций, мне не кажется, что я хоть раз переступил границы того, что казалось здоровым энтузиазмом. Начальство согласилось с тем, что мои цели достойны, что я безо всяких сомнений смогу сделать многое для тех, кого оставил позади в страдании. Единственное, они предупредили меня, что я слишком спешу, и выразили мнение, что я провел в бизнес-среде не так много времени, чтобы суметь убедить богатых и влиятельных людей взяться за мой проект. Один из моих гостей очень уместно заметил, что у меня нет средств, чтобы быть филантропом, и на это возражение я сказал, что собираюсь лишь поставлять идеи тем, кто может их осуществить. Разговор закончился ко всеобщему удовольствию. Начальники сказали, что у них нет личных возражений против того, что я буду заниматься своим проектом и при этом работать у них. Они просто попросили меня «двигаться потихоньку»: «Подожди, пока тебе не исполнится сорок», – сказал один из них. Тогда я подумал, что, возможно, так и сделаю. И, возможно, все получилось бы именно так, если бы события двух последующих дней не направили меня в сторону более