Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Придерживая беспокойно ерзающего на стуле Микана за плечо, командир принялся ему обстоятельно объяснять, что такое музей. Когда он замолчал, Микан презрительно оттопырил губу и заметил:
— Барахолка, одним словом.
Командир только вздохнул и продолжал:
— Там, за музеем, во дворе антикварного магазина, стоит их батарея, а в арках сложены снаряды. Туда надо во что бы то ни стало пробиться.
— Что это еще за антикварный магазин, ты что, смеешься, что ли, надо мной? — спрашивает Микан.
— О господи! — устало вздыхает командир. — Что бы это ни было, ты у меня сразу после войны в школу пойдешь. Ни жениться, ни в армии служить, а только в школу, по меньшей мере годика на четыре.
— Бог даст, я до того времени погибну, — с надеждой отвечает Микан, ероша свои густые волосы.
— И к монастырю тебе надо отправить одну группу гранатометчиков, — продолжает командир. — Где-то там у них минометы замаскированы.
— Что еще за монастырь? — мученически вздыхает Микан. — Опять, что ли, муллы или еще какая напасть?
— Э нет, там благочестивые сестры живут, это их, так сказать, курятник.
— Курятник, говоришь? Хм, как же я моих краинских молодцов к этим самым благочестивым сестрам пошлю? Они ведь их всех до смерти перепугают.
— Это уж точно, — бормочет про себя командир бригады.
Уяснив наконец задание, Микан отправился к своему взводу. Однако не прошло и пяти минут, как он снова лезет через дыру в стене в дом и, виновато улыбаясь, спрашивает:
— Что ты будешь делать, опять я забыл, как эта барахолка называется.
— Музей, музей. Давай я тебе запишу.
В аллее все больше сгущается сумрак. Напротив, в открытых дверях какого-то склада, Микан разговаривает с огромным неуклюжим парнем, командиром первой группы гранатометчиков.
— Смотри, вот там медресе, полосатый дом, видишь? Вон из того правого окна бьет тяжелый пулемет. Ты возьмешь бутылку с бензином, чиркнешь спичкой, подожжешь запал и бросишь бутылку в окно. Иначе их оттуда не выкуришь.
Детина таращится на бутылку с бензином, как на бог весть какое чудо, и говорит:
— А я спички никогда не зажигал — не умею я этого делать.
— Не зажигал спички? Ты что, не куришь?
— Нет.
— А как же ты дома огонь разводил, голова твоя мякинная?
— Вечером дров подбросим, они до утра и тлеют, а если и потухнет огонь, сбегаем к соседям и принесем головешку.
— Хм, головешку. Что же ты, с головешкой пойдешь к этой ме… медресе, а? Ох ты, горе мое, ну пошли отойдем в уголок, я тебе покажу, как спички зажигают.
Микан мрачно наблюдает, как детина неуклюжими пальцами ломает спичку за спичкой, и говорит:
— Да, Джукан, если бы ты не был геройским партизаном, я бы сказал, что ты самая обыкновенная бестолочь. Как только война кончится, ты у меня, дружок, в школу отправишься, пока ее не окончишь, даже и не думай про женитьбу и другие глупости.
Джукан слушает и добродушно басит:
— Дай-то бог дожить до этого.
29
Нагулялся я по Бихачу, заглянул в каждый закоулок, прошел по местам, знакомым еще с давних гимназических дней, а в душе все-таки как-то пусто было. Сдавила сердце печаль и никак не отпускает.
Напрасно, стараясь казаться веселым, я показываю Скендеру:
— Вон в той лавке я воровал булочки.
— А вон, взгляни, вот в эту дыру в заборе мы пролезали, когда шли на Притоку орехи красть.
— Смотри, смотри, вон с того балкона интерната мы однажды стащили головку сыра килограммов на пять.
— Да ты, я гляжу, в Бихаче только и делал, что воровством занимался, — заметил Скендер, — может, ты и сейчас не прочь за старое приняться?
В ответ я только улыбаюсь, блуждая взглядом по бихачским улицам. Кого я ищу? Где ты, тот проказливый мальчишка, почему не появляешься? Спрятался в густых ветвях какого-нибудь ореха? Нет! Листва уже почти вся опала, в такое время мальчишки не лазают по деревьям.
Раздвинув ветви ракиты, я наклоняюсь над зеленоватой водой Уны. «Нет, уж не найти тебе того беззаботного, веселого гимназиста», — казалось, говорил мой задумчивый двойник, смотрящий на меня из воды, держа одну руку на автомате.
Через несколько дней я так и ушел из Бихача, поняв с грустью, что нельзя больше вернуться в волшебные детские годы. Надо быть взрослым, ходить по крутым, нелегким дорогам и делать вид, что этот суровый и чересчур уж серьезный мир вокруг как раз по мне.
В партизанской мастерской под Грмечем, в которой печатались листовки, меня встретил веселый гам:
— Откуда ты, Бранчило? Всех военных преступников в Бихаче переловил, а сам живой остался?
— Каких еще там преступников?
— Ну-ну, не прикидывайся тихоней. Нам про тебя, приятель, все известно. Давай рассказывай по порядку.
— Рассказывайте уж тогда вы, раз все знаете. Так в чем же все-таки дело?
Оказалось, что кто-то видел нас на заседании трибунала, из чего и родился такой рассказ.
Председатель трибунала товарищ Перо Радович, дескать, как-то пожаловался, что у него не хватает партизан, которые арестовывали бы в Бихаче и приводили в трибунал преступников, прятавшихся по домам. Уже были известны многие подозрительные квартиры, и надо было только сходить по этим адресам и произвести обыски.
— Как у тебя нет людей? — удивился дядя Янко, который, вообще говоря, казался вездесущим; многие даже клялись, что его в одно и то же время видели сразу в трех разных местах — вероятно, он просто нагнал на всех немало страху, задав хорошего перцу разным бездельникам и мародерам.
— У меня и правда очень мало партизан, некому арестовывать и приводить сюда немецких холуев, — пожаловался как-то Радович.
— Нет людей, чтобы подлецов ловить?! — закричал дядя Янко. — А чем, к примеру, занимаются три бездельника, которые торчат вон там на углу? Они, по-моему, только и делают, что дерут горло и гогочут. Я уже полчаса наблюдаю, как они зубоскалят. Того, что постарше, я вроде бы даже откуда-то знаю. А ну, зови сюда этих лоботрясов.
Рассказывают, что те трое бездельников были Скендер, повар Лиян и ваш покорный слуга.
Подошел, дескать, Радович к упомянутой троице и говорит:
— Товарищи, дядя Янко распорядился, чтобы вы мне кое в чем помогли. У вас найдется немного свободного времени?
— Дак ведь это как сказать… — стал вилять подозрительный Лиян, зная, что с дядей Янко лучше не связываться, но Скендер и Бранко с готовностью ответили:
— Конечно, конечно, о чем