Развод и повторный брак – чрезвычайно сложные этапы жизненного цикла. В них заложен потенциал для конкуренции, ревности, конфликтов лояльности и образования «аутсайдеров» и врагов как внутри одной семьи, так и между семьями. История Билла показывает, как невероятно трудно мужу и отцу занять твердую и ответственную позицию в невидимой сети семейных треугольников. Даже в менее сложных ситуациях люди могут избрать путь наименьшего сопротивления, предпочитая молчание разговору, потому что «не стоит из-за этого ругаться». Но те, кто выбирает молчание в отношениях с самыми важными женщинами в их жизни, платят очень высокую цену.

Та же история с женщинами. Элис не была «злой мачехой», а Донна – «невозможным подростком». Элис и Кэрол стали врагами не из-за собственной незрелости. Каждый член семьи увяз в паутине отношений, где поступок одного человека создавал волновой эффект во всей системе. Так происходит с любыми семьями. Когда мужчины сидят тише воды, ниже травы, отказываясь выйти на ринг, это часто выливается в скандалы между важными для них женщинами.

Критика, как и сама жизнь, не всегда справедлива. Иногда она просто ужасно несправедлива. Давайте рассмотрим такую проблему, как незаслуженные нападки. Как нам использовать свой голос, когда нас ставят в неудобное положение? Как нам разъяснить свою позицию с достоинством и твердостью, не занимая обороны и не нападая в ответ, но и не отступая? Как нам не потерять контакта с человеком, когда хочется нанести ответный удар?

Когда Кэтрин обратилась ко мне за помощью, она еще не оправилась от обвинений дочери. Ди, которой было 26 лет, приехала погостить к Кэтрин на праздники и в канун Рождества вывалила на нее целый ворох старых обид. Ди выбрала неподходящий момент, и ее слова стали для Кэтрин настоящим ударом.

Ди обвинила Кэтрин в том, что та была эгоистичной и эгоцентричной матерью, виноватой в проблемах Ди с мужчинами и в ее мрачном взгляде на собственное будущее. Кроме того, Ди винила мать за пьянство отца после развода, случившегося, когда девочке было девять. Дочь упомянула, что поняла это на сеансах психотерапии, за которые, кстати, платила Кэтрин.

Когда я познакомилась с Кэтрин, она сказала мне, что с момента этого гневного излияния чувств они с дочерью ни разу не общались. Сама она не собиралась инициировать контакт, потому что ждала от Ди извинений за ее «жестокое нападение».

Если вы отождествляете себя с Кэтрин, вам будет полезно знать, что многие дочери рано или поздно вступают в серьезный конфликт с матерями. Матери часто несут на себе бремя гнева за двоих, потому что дочери ожидают от них слишком много, а от отцов – ничтожно мало. Кроме того, матери менее, чем отцы, склонны давать отпор, а следовательно, являются более «безопасным» объектом нападения.

Винить во всем мать по-прежнему типично для нашей культуры, и эта плохая привычка глубоко закрепилась в семейной жизни. На матерей возлагают ответственность не только за их собственное поведение (что достаточно справедливо), но и за поведение их детей, на которое они могут влиять, но не способны его контролировать. Матерей обвиняют (да они и сами себя винят) во всех проблемах семьи. Многие матери занимают оборонительную позицию еще до того, как на них нападут. И Кэтрин не стала исключением.

Но вот что нужно иметь в виду. Когда речь идет о семье, некоторые из жалоб близкого человека все же справедливы, так как мы не можем понимать все и всегда (или даже большую часть времени). Только после того как мы сами сумеем услышать критику и гнев своих дочерей и будем готовы извиниться за неизбежную боль и ошибки, которые причиняет и совершает каждый родитель, можно ожидать, что они тоже нас услышат. Мы должны научиться слушать и только тогда сможем сами донести свои мысли. Это хороший совет для любых отношений.

Намерение сначала выслушать не означает, что мы не должны выражать своего разочарования. Конечно, должны быть какие-то пределы. Например, Кэтрин могла бы сказать: «Ди, то, что ты говоришь мне, действительно важно. Но сегодня канун Рождества, и мне трудно продолжать этот разговор прямо сейчас. Чтобы я могла выслушать тебя с полным вниманием, давай подождем следующего дня после Рождества».

Мы не должны мириться с грубостью. Можно, конечно, не отреагировать на первый взрыв эмоций, но, судя по тому, что описала мне Кэтрин, поведение Ди выходило далеко за рамки приличия. Поэтому Кэтрин могла бы заявить: «Ди, я люблю тебя, но я не могу слушать тебя, когда ты кричишь или оскорбляешь меня». Продолжая терпеть хамство в любых отношениях, мы подрываем самоуважение обеих сторон. Если же мы прекращаем разговор, следует подойти к близкому человеку, когда оба успокоятся, и начать беседу снова.

Как нам сделать так, чтобы в момент, когда на нас обрушиваются с критикой и обвинениями, наше мышление оставалось ясным? Это невозможно. Между Кэтрин и Ди возникла ссора, накал которой только возрастал – никто никого не слушал, – и это нормально. Важно то, что произойдет с этого момента впредь и какова будет реакция Кэтрин на слова дочери (словами или молчанием): снимет ли она напряжение или только усилит его. Очевидно, что и у матери, и у дочери здесь многое поставлено на карту.

Кэтрин все еще трясло от злости, когда я с ней познакомилась. Ее побег от дочери имел смысл. Она была потрясена, и ей нужно было защитить себя. Попытка продолжить разговор была бы контрпродуктивной, пока Кэтрин не совладала бы с эмоциями. Никто не способен ясно мыслить в эпицентре торнадо.

Я стала задавать Кэтрин вопросы, которые могли помочь поместить конфликт с дочерью в более широкий контекст. Вопросы помогают нам думать, а не просто реагировать. Чем отношения Кэтрин с дочерью были похожи на ее отношения с собственной матерью и чем отличались от них? Что Кэтрин знает об отношениях своей матери с бабушкой? Типичны ли были ссоры или дистанция между родителями и детьми в предыдущих поколениях?

Что еще происходит в жизни ее дочери или других родственников, что могло бы усилить беспокойство Ди как раз на момент ее визита? Как отреагировала Ди на ее развод, и изменилось ли ее отношение со временем? Сколько Ди разговаривала с каждым из родителей, чтобы лучше понять причины развода? Какие беседы с дочерью о болезненных событиях прошлого инициировала Кэтрин?

Картина взаимодействий между поколениями в этой семье показала, что матери и дочери не очень хорошо ладили. Мать и бабушка Кэтрин, например, не разговаривали друг с другом почти восемь лет после ссоры, произошедшей вскоре после смерти деда Кэтрин. Ее отношения с матерью были спокойными, но хронически дистанционными.

Обладать голосом значит задумываться о том, как мы хотим строить свои отношения, чтобы не получалось автоматического повторения семейных традиций, с одной стороны, или бездумного сопротивления им – с другой. Являются ли дистанция и разрыв той картиной, которой Кэтрин хочет довольствоваться? Желает ли она передать это наследие дочери? Каковы ее собственные убеждения и ценности касательно того, какой матерью (сестрой, дочерью, внучкой, тетей и кузиной) она хочет быть? Есть ли у нее какое-то представление о том, какими должны быть ее отношения с Ди, скажем, лет через пять?