– Мятное прохладительное! Кому мятной прохлады? – кричал один оглушительным голосом.

– Сангари на бордосском вине! – пронзительно пищал другой.

– Джин-смерч, джин-смерч! – ревел третий.

– Коктейль! Бренди-наповал! – голосил четвертый.

– Кому угодно настоящего мятного прохладительного по последней моде?

– И ловкий торговец тут же на глазах у всех, с быстротой фокусника, кидал в стаканы куски сахара, лимона, свежего ананаса, толченого льда, лил туда настойку зеленой мяты, коньяк и воду, приготовляя прохладительное питье.

В обычные дни эти разноголосые пронзительные крики, обращенные к разгоряченным пряностями пьянчугам, сливались в оглушительный гам. Но в день 1. декабря? этих выкриков почти не было слышно. Продавцы напитков только охрипли бы без толку, предлагая свой товар. Тут было не до еды, не до питья; многие зрители ничего не ели с самого утра, позабыв о своем обычном ленче. Волнение и любопытство одержали верх даже над врожденной страстью американцев к картам и другим азартным играм. Кегли валялись на земле, игральные кости покоились в стаканчиках, колода карт, на которые был всегда огромный спрос для игры в крабидж, вист, «двадцать одно», «красное и черное», «монтэ» и «фаро», даже не распечатывались. Предстоящее знаменательное событие отвлекало всех от будничных интересов и развлечений.

Весь день, до самого вечера, в толпе бродило и нарастало глухое волнение, словно ожидание катастрофы, смутная, неизъяснимая тревога. Всех томило гнетущее чувство, болезненно сжимавшее сердце. Всякий страстно желал, чтобы «все это» поскорее кончилось…

Однако к семи часам тяжелое безмолвие внезапно рассеялось. Над горизонтом взошла полная Луна. Громовым протяжным «ура» – из миллионов уст – встречено было ее появление. Луна точно, минута в минуту, явилась на свидание. Долго не смолкали восторженные крики, рукоплескания гремели со всех сторон. А светлокудрая Феба спокойно сияла на дивном южном небе, лаская нежными, приветливыми лучами возбужденную толпу.

В эту минуту у ограды Стонзхилла появились бесстрашные герои предстоящего путешествия. При виде их толпа разразилась восторженными приветственными криками. Внезапно раздались звуки американского национального гимна. Тысячи голосов подхватили мотив, и «Янки дудл» вознесся к небу бурей звуков.

После этого неудержимого порыва, когда замерли последние звуки гимна, толпа притихла, и лишь глухой гул выдавал ее глубокое волнение.

Тем временем француз и два американца вошли в ограду, вокруг которой теснилась толпа. За ними следовали члены «Пушечного клуба» и многочисленные депутации от европейских обсерваторий. Барбикен – спокойный и хладнокровный, как всегда, – отдавал на ходу последние приказания. Следом за ним твердым, размеренным шагом выступал Николь, крепко сжав губы и заложив руки за спину. Мишель Ардан шагал с сигарой в зубах, обмениваясь направо и налево горячими прощальными рукопожатиями, которые он щедро расточал. На нем был неимоверно просторный дорожный костюм из коричневого бархата, охотничья сумка через плечо и кожаные краги. Он не переставая сыпал шутками, смеялся, острил, поддразнивая, как мальчишка, почтенного Дж. Т. Мастона. Он оставался до последней минуты истым французом, более того – истым парижанином.

Пробило десять часов. Для путешественников настало время занять места в вагоне-снаряде, так как спуск на дно колумбиады, завинчивание люка снаряда и уборка подъемной машины, поставленной у жерла колумбиады, должны были занять известное время.

Барбикен поставил свой хронометр с точностью до десятой доли секунды по хронометру Мерчисона,.которому поручили посредством электрического запала произвести выстрел. Таким образом, путешественники могли следить внутри снаряда за бесстрастной стрелкой, которая должна была указать мгновение их отлета.

Настала минута прощания. Сцена была трогательная. Лихорадочная веселость Ардана не помешала ему почувствовать глубокое волнение. У Мастона скатилась из-под его сухих век горькая слеза, словно сберегавшаяся долгие годы ради этого случая. И Мастон уронил эту слезу на чело своего любимого председателя.

– А что, не сесть ли и мне с вами? – шепнул он. – Есть еще время…

– Невозможно, старина! – ответил Барбикен.

Через несколько минут трое путешественников были уже в снаряде и завинчивали его дверцу изнутри; в то же время сверху поспешно убрали подъемную машину, и жерло колумбиады, освобожденное от последних пут, смотрело прямо в небо.

Николь, Барбикен и Мишель Ардан были уже заперты в металлическом вагоне.

Кто мог бы изобразить волнение зрителей? Оно достигло крайних пределов.

Луна плыла в прозрачно-чистом небе, затмевая своим ясным светом мерцание звезд; она находилась в этот момент в созвездии Близнецов, почти на одинаковом расстоянии между горизонтом и зенитом. Всякий понимал, что не туда будет направлен прицел колумбиады, а выше – подобно тому как целятся не прямо в бегущего зверя, а в некую точку впереди него.

Воцарилось мертвое молчание. Ни единого дуновения ветерка! Ни единого слова из миллионов уст! Каждый притаил дыхание, каждый задерживал биение своего сердца. Все взгляды были прикованы к зияющему жерлу колумбиады…

Мерчисон между тем напряженно следил за стрелками своего хронометра. До выстрела оставалось еще сорок секунд. Каждая из них казалась столетием.

На двадцатой секунде толпа дрогнула. Многим пришла в голову мысль, что и там, внутри снаряда, отважные путешественники также считают эти страшные секунды! Из толпы стали вырываться отдельные крики:

– Тридцать пять! Тридцать шесть! Тридцать семь! Тридцать восемь! Тридцать девять! Сорок! Пли!!!

Мерчисон нажал кнопку выключателя, замкнул ток и метнул электрическую искру в глубину колумбиады.

Раздался ужасный, неслыханный, невероятный взрыв! Невозможно передать его силу – он покрыл бы самый оглушительный гром и даже грохот извержения вулкана. Из недр земли взвился гигантский сноп огня, точно из кратера вулкана. Земля содрогнулась, и вряд ли кому из зрителей удалось в это мгновение усмотреть снаряд, победоносно прорезавший воздух в вихре дыма и огня.

Когда из колумбиады вместе со снарядом вырвался чудовищный сноп пламени, он осветил всю Флориду, а в Стонзхиллской степи, на огромном расстоянии, ночь на мгновение сменилась ярким днем. Гигантский огненный столб видели в Атлантическом океане и в Мексиканском заливе на расстоянии более ста миль. Многие капитаны судов занесли в свои путевые журналы появление необычайных размеров метеора.

Выстрел колумбиады сопровождался настоящим землетрясением. Флориду встряхнуло до самых недр. Пироксилиновые газы, вырвавшись из жерла гигантской пушки, с необычайной силой сотрясли нижние слои атмосферы, и этот искусственный ураган пронесся над Землей с быстротой, во много раз превышавшей скорость самого яростного циклона.