Он оказался в большой комнате с украшенным лепниной высоким потолком и большой люстрой, укрытой матерчатым чехлом. В комнате находились три кресла, большой круглый стол и два шкафа. Как и люстра, вся мебель была закрыта чехлами. К комнате прилегала небольшая спальня с широкой старинной кроватью со столбиками и перекладинами для штор, на которой лежал только зачехленный матрас. Рядом стоял небольшой туалетный столик. Тут же находились дверцы, ведущие в туалет и просторную ванную комнату с мраморной раковиной, зеркалом, глубокой ванной на медных ножках и душевой кабиной. Приоткрыв один из кранов, Тим убедился, что вода в трубах есть.

Должно быть, в прежние времена это была гостевая. Судя по толстому слою пыли на подоконниках и мебельных чехлах, в комнату давно никто не наведывался. И вряд ли стоило ожидать, что в ближайшие дни в пансионат вдруг нагрянет столько гостей, что обслуге придется срочно открывать все законсервированные помещения. Поэтому Тим решил, что комната отлично подходит для логова. У него был при себе сухой паек на три дня. Если нужно будет, он сможет достать еду – в пансионате живут люди, значит, что-то они едят. А в случае бегства он легко сможет выбраться на крышу или на задний двор.

Тим оценивал ситуацию так, будто был абсолютно уверен в том, что ему предстоит задержаться в пансионате самое малое дней на пять-шесть. Он еще точно не знал, здесь ли Муромский, но интуиция подсказывала ему, что Мастер здесь. А интуиция – это не просто воображение, а подсознательный анализ множества деталей, настолько мелких, что они проскакивают сквозь сито сознания, дабы не перегружать его.

Тим посмотрел на часы. Было без трех минут шесть.

Мастер и Шарков сидели в глубоких, очень удобных креслах, обитых темно-синим шелком с рисунком из геральдических лилий. На небольшом круглом столике между ними стояли открытая бутылка грушевого сидра, два бокала на высоких витых ножках с золотыми узорами на чашах, блюдо с печеньем, прослоенным мармеладом и облитым шоколадом, вазочка с вишней в шоколаде и открытая коробка коломенской пастилы.

Мастер пригласил Шаркова зайти к нему после ужина, который каждому подавали в свою комнату. Во время еды Мастер имел привычку читать, просматривать новости, делать заметки, смотреть телепередачи, выискивать что-нибудь интересное в Интернете и делать одновременно еще множество самых разных дел. Поэтому он не приглашал Шаркова присоединиться к себе за обеденным столом. А вот после ужина он был рад посидеть за бокалом сидра с шоколадной конфетой. Грушевый сидр был любимым напитком Мастера. Сладкое он тоже любил, особенно темный шоколад и пастилу. И ему действительно не хватало компании, просто чтобы поговорить.

Получив приглашение – его, запечатанным в маленький лиловый конвертик, принес на сияющем, как зеркало, серебряном подносе неизменный Арчи, – Шарков, разумеется, не посмел отказаться. Это была его работа – развлекать Мастера и одновременно узнавать его, становиться с ним ближе… Впрочем, нет. Не так. Шарков принял приглашение с радостью. Он сам не хотел себе в этом признаваться, но общение с Мастером доставляло ему все большее удовольствие. Мастер много читал и, похоже, не забывал ничего из прочитанного. Он мог страницами безошибочно цитировать тексты самых разных авторов. При этом он не был начетчиком, как многие эрудиты. Все прочитанное он воспринимал критично и подвергал самому серьезному разбору и анализу. Почти по любому вопросу у него имелось собственное, независимое мнение. Боготворил же он только два предмета – Эйнштейна и его Теорию относительности. Эйнштейна он почитал за величайшего гения всех времен и народов, сумевшего настолько расширить представления человека об окружающем мире, что мир лишился границы, а человек окончательно утратил представление о своем месте в мире. Теорию же относительности он считал универсальным инструментом познания, диктующим абсолютно рациональный подход буквально к любой задаче. Нужно только верно сформулировать вопрос и точно определиться со всеми вводными.

Шаркову было интересно разговаривать с Мастером на любую тему еще и потому, что тот даже не пытался подавлять его своим интеллектом. Они говорили на равных, и Шарков не чувствовал себя глупцом, даже когда Мастер просил его высказать мнение по поводу, скажем, «Мифологии» Барта или семиотической составляющей поздних работ Пятигорского. И все же, когда он находился рядом с Мастером, Шаркова не покидала настороженность. Которая, быть может, как раз и придавала необходимую остроту их отношениям. Шарков ни на секунду не забывал, что Мастер в любой момент может сделать с ним все, что пожелает.

Мастер взял со стола бутылку и наполнил бокалы.

– Ты ведь прежде был ловчим. – Это был не вопрос, а утверждение.

Шарков сразу насторожился:

– Откуда информация?

Мастер улыбнулся и сделал глоток из бокала.

– Не из твоей головы. Сегодня Интернет предоставляет самые широкие возможности.

– И что там можно узнать обо мне?

– Практически все. Если знать, куда заглянуть. – Мастер взял из коробки полоску клубничной пастилы. – Я ведь говорил тебе, что забраться в любое секретное хранилище информации для меня не проблема. Просто архив подразделения «О» я могу вскрыть так, что никто и не заметит. Но, если я заберусь в центральный архив «Вечности», сразу же поднимется тревога.

– А ты мог бы найти для меня информацию об одном человеке?.. – Шарков осекся и умолк, сообразив, что вторгается на запретную территорию.

Опустив взгляд, он уставился на носки мокасин, в которых ходил в здании.

Мастер откусил половинку пастилы, со вкусом пожевал и запил сидром.

– Ну?

– Я не то хотел сказать, – не поднимая глаз, принужденно махнул рукой Шарков.

– Ты спросил, могу ли я найти информацию о человеке. – Мастер недоуменно пожал плечами. – Что еще это может означать?

– Это была ошибка, – с трудом выдавил из себя Шарков.

– Не похоже. – Мастер взял вишню в шоколаде и кинул в рот.

– Тебе знакомо такое понятие, как деликатность? – процедил сквозь зубы Шарков. – Если человек оговорился, не нужно давить на него, пытаясь понять, что именно он хотел сказать.

– Фрейд придавал очень большое значение оговоркам.

– Так то был Фрейд…

– К тому же ты вовсе не оговорился, а сказал именно то, что хотел. Только имя назвать не успел.

– Забудем об этом.

– Но мне же интересно!

– Давай сменим тему.

Мастер достал из коробки темно-фиолетовую пастилку и протянул Шаркову.

– Черничная, – сказал он примирительным тоном. – Очень вкусная. Попробуй.

– Спасибо, – буркнул Шарков, взял пастилку и откусил.

Пастила на самом деле оказалась вкусной.

– Он из вашей системы?

– Слушай! – вскинулся Шарков. – Это уже переходит все границы!