– Mi hijo… mi-i-i hijo-o-o! Сыночек мо-о-ой!..

Вера не помнила, как добиралась до дома. Она вообще не разбирала дороги и двигалась буквально на автопилоте. Перед глазами стояло лицо Хуана Карлоса – её милого, преданного, добродушного и неунывающего Дона Хуана.

…После той памятной ураганной ночи, когда они проснулись вдвоём, лицом к лицу, а комнату заливал яркий солнечный свет без всякого намёка на вчерашнюю непогоду, Вера сладко и гибко потянулась, как кошка, и мурлыкнула:

– Господи, какая же я была дура раньше… И чего я так долго ждала?

Хуан Карлос нежно провёл пальцем по её щеке, убирая упавший локон.

– О чём ты, querida? – спросил он, улыбаясь.

Вера знала, что он хочет услышать от неё те самые главные слова, которые обычно говорят друг другу мужчина и женщина после волшебной ночи, проведённой вместе. («Word in spanish»… слово на испанском…) Она не могла об этом не догадываться – то, что Хуан Карлос давно её любит, в общем-то, не было секретом. Но вместо слов любви Вера легко и беззаботно произнесла:

– И отчего я не занималась любовью раньше? Это же так круто, оказывается. Хуан Карлос, будешь время от времени спать со мной? Как это говорится? «Ничего личного, только секс». Если тебе, конечно, не противно…

– No, – отозвался он, торопливо отворачиваясь, чтобы скрыть нечаянные слёзы. – Не противно. Дружеский секс, почему нет?..

Зачем она была так жестока? Она ведь прекрасно знала о его чувствах. Понимала, что её циничные слова ранят его в самое сердце. Почему же она это сказала? Было по-глупенькому приятно осознавать свою женскую власть над ним?..

А теперь Хуана Карлоса больше нет. И никогда не будет… И Вера не сможет попросить у него прощения за своё бесстыжее поведение. Господи, она же не хотела сделать ему больно. Она не думала, что её друг и любовник в один прекрасный момент просто уйдёт – ей казалось, что у них впереди вся жизнь…

Слёзы заливали ей лицо, и она забывала их вытирать. Впрочем, на улицах Нью-Йорка в эти дни мало кого можно было удивить слезами. Никто не задавал лишних вопросов, максимум: «Могу я вам чем-то помочь?» Вера только мотала головой – нет, нет, спасибо…

Оказавшись в своём квартале, она бросила мимолётный взгляд на индийский магазинчик «Специи и сладости от Салима». Что-то показалось ей странным… Присмотревшись, Вера ахнула: на дверь кто-то налепил плакат «GET OUT of my country!» – «Убирайтесь из моей страны!», а все стёкла магазина были разбиты. Поколебавшись, она открыла дверь и заглянула внутрь.

Зрелище, открывшееся перед Верой, повергло её в шок: магазин был полностью разгромлен. В воздухе витал запах специй, но не тонкий и пикантный, как обычно, а резкий, чересчур навязчивый. Почти все пакетики с приправами были разорваны; стены и пол кто-то густо вымазал жёлтой куркумой; коробочки со сладостями валялись на полу, и всевозможные ладду, гулаб-джамуны и барфи смешались в бесформенную кашу, словно их долго и яростно топтали ногами.

Старый Салим сидел в одиночестве за разорённым прилавком и утирал сухой ладошкой слёзы с морщинистых смуглых щёк.

– Кто… это сделал? – выговорила Вера с трудом. – Вы обратились в полицию?

Старик поднял глаза на Веру, только сейчас заметив её присутствие, и несколько секунд молчал, пытаясь вспомнить, кто она вообще такая. Наконец, он слабо махнул рукой:

– Какая полиция… Они испортили нам всё, всё… Нам нельзя больше здесь оставаться. Они изнасиловали мою дочь… Мой сын пытался их остановить, и они его чуть не убили… – Он вновь затрясся в рыданиях.

Вера обессиленно опустилась прямо на грязный пол. Невозможно было поверить в то, что это не страшный сон, а реальность. Эти дикие вещи происходят на самом деле. И где? В благословенной Богом Америке…

«После терактов 11 сентября по всей стране отмечается небывалый всплеск преступлений в отношении мусульман и других людей, которые выглядят похожим образом, – гласила заметка в “The New York Times”. – Совершаются налёты на мечети, поджоги офисов и жилищ, а также нападения на людей. 15 сентября был смертельно ранен индиец Бальбир Содхи Сингх – преступников ввёл в заблуждение его традиционный сикхский тюрбан».

Спустя несколько дней, проходя мимо магазина специй и сладостей, Вера увидела тоскливую безнадёжную табличку «FOR SALE».

2008 год

– Всё, я больше не могу, – выдохнула Вера, – оставляем как есть, что получилось – то получилось!

Она находилась в студии «Star Voice» вместе со звукорежиссёром и своим музыкальным продюсером. Шёл третий час записи, и Вера боялась, что вот-вот охрипнет.

– Вера, дорогая, – взмолился продюсер, – ты меня просто убиваешь. А если мы не сможем нарезать из всего записанного один пристойный вариант? Давай-ка ещё разочек, а?

– Ты просто старый перфекционист, Гэри. – Она примирительно чмокнула его в плешивую макушку. – Всё вы сможете, всё нарежете… Только уже без меня.

– Я до сих пор не могу поверить, чёрт возьми, что ты нас бросаешь, – запричитал продюсер. – У тебя расцвет славы, успешная карьера на Бродвее, альбомы, хиты, сольные концерты, армия поклонников не только в Америке, но и по всему миру… Ради чего ты всё это оставляешь?

– Не ради чего, а ради кого, – спокойно поправила его Вера, плюхаясь на стул и делая большой глоток минеральной воды из бутылки. – Ты же знаешь, я очень близка со своей бабушкой. Она там сейчас совсем одна, о ней некому позаботиться… Я должна быть рядом.

– Но можно ведь нанять сиделку! – вознегодовал продюсер. – Или устроить её в специальное учреждение… Должны же у вас там в России быть какие-нибудь дома инвалидов или престарелых? Нет, я решительно не понимаю, почему лично ты обязана ухаживать за парализованной старухой, уж прости мне мою откровенность!..

Отец тоже убеждал Веру, что ей не стоит приносить себя в жертву болезни Риммы Витальевны. Говорил, что медсестра и сиделка, которых он уже подыскал для матери по Интернету через агентство трудоустройства, вполне справляются со своими обязанностями. Что, в конце концов, это глупо с её стороны – на волне такого бешеного успеха бросить сцену и вернуться в Россию, что они не могут себе это позволить…

– Папуля, – ласково сказала ему Вера, – так я же не прошу тебя ехать со мной. Об этом и речи не идёт. Но я вижу, что в глубине души тебя терзает чувство вины. Тебе кажется, что бабушка не простит тебе этого и что она подсознательно надеется на твоё окончательное возвращение… Уверяю тебя, бабушка не дура. Она знает, что ты дорожишь своей работой в Штатах и что в Москве тебя никто не ждёт. Она и сама не хотела бы, чтобы ты здесь всё бросил из-за неё.

– Но ты-то… – Отец поднял на неё робкие виноватые глаза. – Ты-то бросаешь. И тебя тоже никто не ждёт в Москве…

– Пап, у меня иное. – Она решительно тряхнула гривой своих роскошных чёрных волос. – Во-первых, уж прости за напоминание о твоём собственном возрасте, я ещё достаточно молода, мне не страшно начинать всё с нуля. Во-вторых, я ужасно скучаю по России. Правда. Мы же так и не смогли ни разу навестить бабушку за все эти годы. Можешь считать меня сентиментальной идиоткой, но когда я вспоминаю Москву, Арбат, Чистые пруды, Воробьёвы горы – у меня просто ком в горле. Никакой Нью-Йорк мне никогда Москву не заменит, и точка.