Я позволила ей украсить карту своими рисунками, а тем временем выбросила остатки еды, загрузила стиральную машину и протерла столешницу.

– Готова купаться, горошинка?

– Я не горошинка.

– Брокколи?

Она закрыла маркер колпачком.

– Я даже не ем брокколи!

– Разве?

Я подскочила к ее стулу сзади и пощекотала ее.

– Тебе нравится Щекотун?

Когда я нашла чувствительное место у шеи, Эмма закатилась смехом.

– Схвати меня за ноги! Вверх тормашками!

– Ладно, только на полу.

Она легла на пол, я посчитала до пяти, взяла ее за лодыжки и осторожно оттащила в спальню, чтобы подготовить к купанию.

Через час плескания, пузырей, игр и мытья я насухо ее вытерла.

– Кстати, Эм! Что скажешь насчет стрижки?

– Зачем?

Потому что нас ищут. Потому что нам угрожал Итан. Потому что та кассирша может тебя опознать.

– Ну, иногда приятно сделать новую прическу. Я подумала, может, сделать челку и подстричь за ушами?

– Но это же совсем коротко. Я буду похожа на мальчика.

– Ты никогда не будешь похожа на мальчика. Многие девочки носят короткую стрижку. Ты знаешь, что мои волосы когда-то были вот такими?

Я показала пальцами длину – всего дюйм от головы.

– Но сейчас они такие длинные.

– Ну, они были разной длины. Вся прелесть в этом и заключается.

– В чем?

Я наклонилась ближе и прошептала:

– Если не понравится, волосы отрастут. И знаешь почему?

Она покачала головой, и я почувствовала на лице ее теплое дыхание.

– Это волшебство.

Эмма заулыбалась, но я видела ее неуверенность. Она ощупала выбившиеся локоны.

– Может, подрежем челку, а если тебе понравится, то и остальное?

– Хорошо.

Пока Эмма надевала пижаму, я поискала ножницы и обнаружила их в ящике для всякого хлама на кухне. Себя я готова была обкорнать хоть миллион раз, но боялась, что Эмма останется лысой, если я не буду осторожна.

– Хочешь сначала посмотреть, как я сама стригусь?

Я схватила локон и отрезала концы, темные волосы упали в раковину. Придется убрать все до последнего волоска на случай, если кто-то нас выследит. Может, мне тоже выстричь челку? Я набросилась на свои волосы, ровняя их с бровями. Эмма улыбалась, а локоны все падали на фарфор.

– Как серпантин! – воскликнула Эмма.

– Как серпантин.

Я посадила Эмму на раковину и разделила ее волосы на три части. Я насмотрелась видеоуроков в YouTube, но никогда не стригла детей.

– Ладно, а теперь веди себя как большая девочка и сиди смирно, хорошо?

Она улыбнулась и устроилась поудобнее.

– Хорошо.

– Можешь даже задержать дыхание, если хочешь. Я досчитаю до пяти. Готова?

Она вдохнула, наполнив маленькие легкие, и я отрезала ее волосы, посчитав до пяти. Мне удалось отрезать прямо над бровями, и это придало лицу другой вид. Я удостоверилась, что челка ровная, и дала Эмме посмотреть. Она охнула и подалась вперед.

– Я выгляжу по-другому!

– Да. Мне нравится. А тебе?

Она кивнула и потрогала челку.

– Давай отрежем остальное!

Я снова велела ей замереть, теперь уже нервничая больше: я решила подрезать волосы на макушке. Раньше я делала так только в детстве, с куклами Барби, и заканчивалось это либо перекошенной прической, либо коротким, неровным ежиком. Я начала в дюйме от плеч, но после нескольких заходов стала подрезать ближе к ушам. Одновременно я рассказывала ей сказку и старалась держать руки ровнее, пока тупые ножницы кромсали прекрасные русые волосы.

Через двадцать минут я уже смотрела на парижскую принцессу. Прическа так резко изменила ее лицо, что никто не признал бы в ней ту же самую девочку. Эта девочка была загорелой и пухлой. Ее волосы выгорели, и выглядела она более взрослой, лет на семь, а не на пять. Я смахнула остатки волос с ее плеч и хлопнула в ладоши.

– Эмма, боже мой, ты готова на себя посмотреть?

Она стукнула пятками по раковине и взвизгнула. Я развернула ее, и она закричала, разглаживая пальчиками макушку. Я заметила неровности, но их можно было поправить потом, хорошими ножницами.

– Ох. Ничего себе! Так здорово!

Я прижала ее к груди.

– Ты и правда такая красавица! Самая красивая девочка, какую я когда-либо видела. Ты это знаешь?

Эмма посмотрела на меня и улыбнулась, крепче меня обняв.

– Мне так нравится! Ужасно нравится. Спасибо.

Я похлопала ее по спине и повела укладывать в постель. Когда я накрывала ее одеялом, Эмма притянула меня к себе.

– У меня есть секрет, – прошептала она.

– Правда? Какой?

Она приставила теплую ладошку к моему уху и придвинулась еще ближе.

– Ты мне нравишься больше всех на свете.

Я не смогла сдержать слез, прижала ее к груди и обняла, мне не хотелось ее отпускать. Во что я себя втянула? Во что втянула этого ребенка? Я отстранилась и ласково взяла ее за лицо.

– Ты тоже нравишься мне больше всех на свете, Эмма.

Я спела ей колыбельную и тихо вышла из комнаты, оставив дверь приоткрытой. Я залила в себя огромный бокал вина, а потом вытащила из сумки компьютер, вошла в Сеть с паролем, который оставил Итан, woodisgood#1*6, и вбила поисковый запрос. Пора восстановить все пропущенные детали, понять, узнала ли нас кассирша, исполнил ли угрозу Итан.

Результаты появились не сразу, и я на секунду напряглась (и с чего бы мне напрягаться?!), а потом выскочил список статей, одна над другой. Заголовки напоминали сводки новостей с войны. Я собиралась прочесть все. Я передвинула курсор вниз, к первой статье, написанной через несколько дней после того, как я забрала Эмму из леса, и перечитала ее.

Я продолжила листать заголовки в поисках зацепок, хотя уже запомнила все факты. Заголовки менялись от общих слов к более конкретным, упоминались не только имя и возраст Эммы, но и вес. А как насчет синяков, кругов под глазами, ссадины на лице, грусти и истощенности? Неужели учителя этого не замечали? Неужели не спрашивали, почему она всегда ходит в одной одежде, почему не веселится вместе со всеми, почему у нее нет аппетита?