Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тогда, наверное, нам лучше ограничиться разговором по телефону – на всякий случай.
– Ни в коем случае! Кстати, я уже видел твое фото.
– Ага! – сказала она. – И что теперь у тебя на уме?
– Надежда, что мы сможем встретиться за чашечкой кофе и, может быть, немного поболтать, поближе познакомиться. И если подойдем друг другу, то можем начать прямо с этой точки.
– Моя стандартная ставка пожертвований – пятьсот долларов за час.
– Я удвою эту сумму, если ты приедешь сюда в течение часа.
– Только не обижайся, если я спрошу, – сказала она. – Ты как-то связан с правоохранителями?
– Я – нет. А ты?
Она рассмеялась.
– Нет, но несколько лет назад я играла роль сексуальной продавщицы в школьной постановке.
– Было бы неплохо как-нибудь снова разыграть эту пьесу, – сказал я, стараясь понять, к чему она клонит. Интересно, а прочие ее клиенты тоже такие недоумки и несут такую же чушь?
– Костюм у меня по-прежнему имеется, так что можем об этом поговорить и обсудить, когда я к тебе приеду, – промурлыкала она. – А ты, кажется, веселый малый, я чувствую. Где тебе удобнее встретиться и как я тебя узнаю, когда туда приеду?
Я объяснил ей все это и отключил связь. И сообщил Куинну, что, по мнению Пэйдж, я веселый малый. Он закатил глаза.
Пэйдж оказалась чертовски милой и красивой девицей, но она отнюдь не выглядела начинающей актрисой. Но и не смотрелась как проститутка. На кого она скорее была похожа, так это на чирлидера[21], каковой в конечном итоге и оказалась. Я сунул ей конверт, она его ощупала и сунула к себе в сумочку. Потом извинилась и отправилась в дамскую комнату. А когда вернулась, то сообщила:
– Это ж гораздо больше того, о чем мы договорились. Или ты хочешь занять больше времени?
– Не совсем так, – сказал я. – Я просто хотел дать тебе понять, что я совершенно искренен.
Мы поговорили о своих детишках и разводах. Пэйдж рассказывала, как изменилась начальная школа с тех пор, как она сама была ребенком.
– Когда я училась в школе, если мне хотелось куда-то поехать после уроков, то приходилось катить туда на велике, – говорила она. – Или просто отказаться от такой поездки. А вот мои дети относятся к этому гораздо проще. И вообще не верят, что я когда-то что-то из себя представляла. Я теперь для них просто извозчик, добрый родной извозчик!
– Ну, я, наверное, лет на десять тебя старше, – заметил я. – И для меня разница с прошлым такая: в мои школьные годы у моих одноклассников никогда не было таких мамочек, как ты!
Она подмигнула мне.
– Может, они и были, только ты про это ничего не знал.
Я позволил этой интересной мысли поболтаться у себя в башке, но единственная мамаша, которую я смог хорошо припомнить из времен своей начальной школы, была миссис Кармоди, мать Эдди – того самого Эдди, что взорвался на петардах. И что мне больше всего запомнилось в этой миссис Кармоди, так это то, что у нее имелась двухэтажная задница, этакий даблдекер. Если у нормальных людей ягодицы представляют собой округлость в виде буквы С, то очертание задницы миссис Кармоди проходило только половину этого С, после чего выступало назад на несколько дюймов, образуя прямую линию и нечто вроде полки, прежде чем закончить оборот. Эта полка из ее ягодиц была достаточно широка, чтобы удержать на себе пару банок содовой. Но как я ни пытался себе это представить, все равно никак не мог вообразить мамашу Эдди, занимающуюся подобными трюками днем, пока мы в школе.
Так пролетели полчаса, и когда мы покончили с кофе, я проводил Пэйдж до машины. Ее серебристая «Хонда Аккорд» была оснащена шестнадцатидюймовыми мишленовскими шинами на кованых дисках из легкого сплава и со стреловидными спицами. Она обратила внимание на наш лимузин, припаркованный рядом.
– Интересно, чья это машина, – сказала она. – Как думаешь, какой-нибудь знаменитости?
– Вообще-то, моя.
– Да быть того не может!
– Хочешь заглянуть внутрь?
Она захотела, а когда заглянула, Куинн схватил ее за плечи и втащил к себе на сидение. Я последовал за нею и захлопнул за собой дверцу. Пэйдж дышала быстро-быстро, а сердце у нее, вероятно, билось так, как у перепуганного кролика, но все же у нее хватило ума не кричать.
– А водила где? – спросил я.
– Когда ты пошел в кофейню, я велел ему пойти погулять и вернуться через часок.
Так что у нас оставалось еще полчаса, чтобы выяснить, что знает эта Пэйдж. Но, как оказалось, хватило и пяти минут, чтобы узнать такое, что прямо-таки сбило меня с ног, как хук левой в печень.
– Мы все должны были рассказывать все подробности о наших клиентах человеку по имени Грассо, – сообщила нам Пэйдж.
– Что ты имеешь в виду под выражением «мы все»?
– Местные девушки, такие, которые считаются сексуальными, возбуждающими.
– Джанин явно попадает в эту категорию.
– Да. На нее всегда большой спрос.
– Что можешь сказать об этом Грассо?
– Не слишком многое. Он работает на одного крупного гангстера. Не хочу говорить, на кого именно.
Я отсчитал еще тысячу и положил пачку ей на колени. Она посмотрела мне в глаза.
– Только ты от меня этого не слышал.
– Конечно.
– Это Джозеф Де Мео, – прошептала она. Потом добавила: – Пожалуйста, мистер, не надо меня в это вмешивать. У меня же дети!
– Не буду, – сказал я. – Но тебе придется найти себе другую работенку, в другой отрасли. Этим делом заниматься небезопасно. Мы никому не скажем о том, что ты нам сообщила, но Де Мео известно, что ты подруга Джанин и Стар, а их больше нет. Так что тебе придется забрать своих детишек и мотать отсюда хоть к черту на рога. Де Мео никогда не оставляет необрубленных хвостов. Понимаешь?
Она кивнула.
Я поцеловал ее в щеку и выпустил наружу.
Час спустя мы подъехали к КПП авиабазы Эдвардс. Я предъявил свои пропуски и допуски, и один из охранников сообщил мне, что все полеты отменены в связи с угрозой нападения террористов. Я позвонил Дарвину, и через несколько минут охранник получил от командующего базой приказ открыть ворота. Водитель нашего лимузина провез нас через поле и остановился возле реактивного самолета нашей конторы. Куинн напомнил мне, что надо открыть багажник, чтобы он мог забрать свой саксофон.
– Это мне тоже кое-что напоминает, – сказал я и пропел: «То, что хо-о-очешь, не всегда полу-у-учишь!».