Изуродованное лицо Куинна не позволило ему ответить мне улыбкой, но на нем все же иной раз удается разглядеть некое веселое выражение, если знаешь, как интерпретировать его потуги. А я как раз из тех немногих, кто это знает и умеет.

– Я всегда догадывался, что ты фанат «Роллинг Стоунз», – сказал он.

Пилоты, которые до этого момента сидели, как приклеенные, перед экраном телевизора в здании терминала, уже бежали через поле, чтобы открыть нам дверь.

– Всего пятнадцать минут, и взлетаем, – крикнул один из них.

Мы с Куинном забрались в салон самолета. Пока мы там размещались, я налил нам выпить.

– У тебя, что, сотовый сломался? – спросил он. – Я почему спрашиваю: ты его раз десять проверял после взрыва.

– Да я вроде как думал, что Джанет может позвонить, – ответил я.

– Услышала про взрыв и решила узнать, все ли у тебя в порядке? – спросил он.

– Глупо, верно?

Куинн пожал плечами и поднял свой стакан.

– За наших бывших жен, – провозгласил он.

Мы чокнулись.

– Я не совсем уверен, что тебе стоит за это пить, – заметил я. – Ты же никогда не был женат.

Куинн отпил немного бурбона.

– Меня и як никогда не бодал, – сказал он.

Я несколько секунд подержал глоток бурбона во рту, чтобы усилить его вкусовое воздействие, и переспросил:

– Як?

Он улыбнулся.

Я проглотил бурбон и отпил еще.

– Меня он тоже не бодал, – сказал я. – Это кажется тебе странным?

В глазах Куинна снова мелькнула улыбка, или мне так показалось.

– Куп однажды сказал мне, что его как-то боднул як. Сказал, что это было в Индии, в городке, название которого не может произнести никто, кто родом не из Тибета. Сказал, что потом они его там заставили выпить чаю с маслом из этого яка.

– Масло из яка, – сказал я.

– Куп говорит, что обычный человек в Тибете выпивает по сорок-пятьдесят чашек чаю ежедневно, каждый день, всю свою жизнь. А в чашку всегда кладут здоровенный кусок масла из яка. И тебе надо на этот комок дуть, чтобы отодвинуть его ото рта, прежде чем сделать глоток.

– Отвратительно!

– Так я Купу и сказал.

Я кивнул.

– Ладно, выпьем за Купа, – сказал я, и мы снова чокнулись.

Из кабины пилотов доносились их предполетные переговоры, они проверяли все системы самолета. Куинн молча проглотил остатки своего бурбона. Я последовал его примеру. Второй пилот открыл дверь их кабины и показал нам большой палец. Мы пристегнули привязные ремни и приготовились к долгому перелету в Вирджинию. Я выглянул в окно, и только тут до меня впервые дошло, что погода нынче ясная и отличная, точно такая, как была в Нью-Йорке 11 сентября.

Реактивный самолет быстро промчался по взлетной полосе. Как только мы оказались в воздухе, я сказал пилоту, чтобы он сделал вираж и пролетел над моим отелем, чтобы посмотреть на это место сверху. Однако через несколько секунд к нам присоединился еще один самолет – FA-18 «Хорнет»; он приблизился к нам и проводил на северо-восток, вон из воздушного пространства над Эл-Эй.

Второй пилот открыл дверь и сказал:

– Извините, мистер Крид.

– Ты ж моя прелесть! – сказал я.

Он нахмурился и вернулся к своим обязанностям, оставив меня грустно размышлять об обугленных телах, которые я видел всего час назад. Я представил себе, как родные и близкие по всей стране судорожно набирают номера на своих сотовых телефонах, и никто им не отвечает. Интересно будет узнать, если крыша там наконец рухнула, сколько спасателей прибавилось с общему списку погибших.

Когда мы набрали высоту и достигли своего эшелона, я позвонил Виктору. Когда он ответил, я спросил:

– Как вы это проделали?

– Если… вы о спут…нике-шпи…оне, то пере…дайте своим лю…дям, что я о…чень со…жалею. Та…кое боль…ше не пов…то…рится.

– Вы очень сожалеете? – переспросил я. – Шутить изволите? А ведь кое-кто может сделать так, что вы действительно будете очень сожалеть! Кстати, где Моника?

Я услышал какое-то шуршание, потом в трубке возник другой голос, высокий, тонкий голос парня, который сказал:

– Мистер Крид, меня зовут Хьюго.

– Хьюго, значит, – повторил я.

– Совершенно верно, – сказал он.

– У вас такой голос, – заметил я, – что я готов спорить на что угодно, что вы очень маленького роста.

– Тоже совершенно верно, – подтвердил он.

– Окей, стало быть, от меня требуется поверить, что вас зовут Виктор и Хьюго. И с кем вы, ребята, там ошиваетесь, с Гербертом или с Уэллсом?

– Я не знаю никаких Герберта и Уэллса, – сказал он. – Я духовный наставник Виктора.

– Духовный наставник, значит, – повторил я.

– Совершенно верно.

В трубке, в некотором отдалении, послышался голос Виктора:

– Ска…жи ему все ос…тальное.

Хьюго, кажется, пытался прикрыть микрофон ладонью, но ладошка-то у него маленькая, так что я все слышал, что они там говорят, четко и ясно, как Божий день.

Хьюго сказал:

– Он будет надо мной смеяться!

Виктор произнес командным тоном:

– Ска. жи ему!

Хьюго убрал ладонь с микрофона и сообщил мне, что он чем-то там является, но таким тихим и тонким голосом, что пришлось попросить его это повторить.

– Вы чем там являетесь? – спросил я.

– Я главнокомандующий его армии.

– А я вот тут все стараюсь придумать, что бы мне такое смешное сказать вам в ответ, – сказал я ему. – Но вы просто лишили меня дара речи.

Хьюго сказал, что они с Виктором собрали по всей стране целую армию людей маленького роста.

– У нас повсюду имеются наши солдаты, – заявил Хьюго. – Сотни солдат. Некоторые из них – крупные промышленные магнаты. Другие имеют доступ к информации, доступной только людям, занимающим высшие посты и получающим самые высокие оклады. У нас даже есть один человек маленького роста в кухонной обслуге Белого Дома, – похвастался он.

– И кем он там работает? – спросил я. – Поваром, готовящим маленькие блюда?

Хьюго снова прикрыл микрофон ладошкой, и я услышал, как он говорит Виктору:

– Скажи только слово, и я убью этого ублюдка! Дай мне волю, это все, о чем я прошу! Я у него печень вырежу и попляшу на ней! – Он уже кричал: – Я хочу поплясать на его печенке!

Тут Виктор забрал трубку себе: