– А это ты уже знаешь, понимаешь, причём уже давно. Очень давно, – отвечает ему пустота.

Вот и пойми, что к чему.

46

А утром его меняет китаец. Он давно уже тут стажируется. Тот, что иероглиф однажды нарисовал. Еще до Парижа. Гагарин спросил, как будет бурная любовь, что накрывает с головой… Парень хмыкнул, сосредоточился на время, потом изобразил.

Симпатичный вполне китаец. Молодой специалист. В очках. Зовут Аки. Правда, по паспорту у него другое имя, но у них, в Китае, так принято – дома одно имя, в документах другое. Хорошо знает русский язык, язык Пушкина и Есенина. Есенина любит особенно, «в старомодном ветхом шушуне…» наизусть знает. В школе учил. Только говорит медленнее, чем нужно. Словно заикается. Словно заика, вылечивший заикание (Олег вспоминает Дану).

Любознательный такой. Член коммунистической партии Китая, о чём сообщает не без гордости, хотя и с некоторым смущением (не знает, как отнесутся). Все сначала удивляются (будто пару лет назад ещё сами поголовно не числились), а потом Денисенко объясняет, мол, помнишь, как у нас раньше было? Выпустили бы за границу какого беспартийного? То-то же. Эх, коротка историческая память у нашего народонаселения.

– А ведь точно, короткая… – закатывают глаза нянечки, вспоминая первую и единственную программу советского телевидения, сахар по талонам и чудовищное нижнее белье.

А одна пожилая, но всё ещё очень темпераментная докторша армянского происхождения (они иногда выкуривают с Олегом по сигаретке) зачем-то добавляет:

– Нет, память у нас хорошая. Я до сих пор помню, как партия и правительство сообщали через центральные газеты об очередном снижении цен на товары первой необходимости. Скажем, с первого января такого-то года. И о повышении цен на предметы роскоши, как-то шампанские вина, хрусталь, изделия из золота и драгметаллов, кожа, дубленки…

– И лыжи… – почему-то добавляет Денисенко.

– А ведь точно, – закатывает глаза низший обслуживающий персонал, – и мы всё это помним-помним. И томатный сок в кафетерии по десять копеек за стакан. А рядом солонка, алюминиевая ложка для соли в стакане с мутной водой, в которую эту ложку окунали.

– Но почему вдруг лыжи? – не понимает знойная армянка.

– А потому что они сделаны в СССР и на них стоит знак качества, – отвечает Геннадий Юрьевич.

47

Олег дружит с китайцем, когда время есть. Всё про таинственный восток интересуется. Наблюдает, как Аки ест, как Аки пьёт, как шутит. Но Аки и не думает шутить, он лишь буквально воспринимает то, что говорят ему люди. И возвращает им ту же самую прямоту, которую русский человек, отвыкший от единства мыслей и дел, воспринимает за юмор. Гагарин смеётся тому, что Аки говорит, а китаец не может понять, отчего русский веселится.

Но если смеётся – значит, так тому и быть. Аки – «типичный представитель» своей культуры, самой иерархической культуры в мире. За тысячелетия его предки выработали жёсткий канон соответствий, полок и полочек, по которым разложены чины и знания. Всяк сверчок знает своё место, шесток.

Аки выпал из этой понятной и приятной расчерченности мира на квадратики и теперь страдает от непонимания. Но ведь не просто выпал, скорее – вырвался, не хотел быть как все.

Сын крестьянина из северной провинции, Аки оказывается человеком новой формации, в нём бродит вирус индивидуализма, из-за которого он и выучил чужой язык (русский, потому что близко лежал), учился лучше всех, приехал работать в чужую страну, о которой много слышал и ещё больше мечтал.

Гагарин, представляя себя в пробковом шлеме, тоже ведь хотел от себя убежать и за спиной великой и чужой цивилизации скрыться. Но у него не получилось в Китай уехать (а было дело – даже резюме рассылал), в отличие от Аки, который осуществил перемещение из «Поднебесной» на «одну шестую». И был интересен хотя бы уже этим.

48

Статный (бассейн дважды в неделю), смуглый, коротконогий, коротко стриженый лопоухий очкарик (в годы Культурной революции таких нещадно били или заставляли каяться), Аки постоянно влипает в разные истории.

В том числе – из-за своего упрямства: видите ли, нужно ему только русскую девушку и никакую иную. Приятели-китайцы из местного землячества несколько раз знакомили его с местными китаянками, приглашали на вечеринки по случаю Праздника цветов или Дня матери, где точно так же маялись, оторванные от привычного образа жизни, одинокие китайские девушки.

Однако Аки не торопился с ними сходиться, ограничиваясь «вводными» встречами, посиделками. Дальше дело не заходило. Аки считает – по пекинским меркам, он преуспевающий и весьма выгодный жених (работает за рубежом, недавно в Пекине однокомнатную квартиру выделили) и поэтому хочет найти ровню.

А ещё ведь нет лучшего способа узнать чужую страну, чем проникнуть в неё через женщину. Аки постоянно говорит Гагарину об одиночестве и неустроенности, жалуется на отсутствие семьи и ребенка (маме весьма огорчительно): быть холостым китайцу в тридцать лет – просто непростительно. А жена – залог уюта и здоровья: накормит, постирает, спать уложит.

Олег удивляется рациональности подхода, но Аки разводит руками: при чём тут любовь, браки не на любви держатся. И продолжает знакомиться с русскими девушками.

49

Русских Аки знал хорошо. Думал, что знал, пока не попал в Россию. В школе подробно разбирали «Капитанскую дочку» Пушкина – повесть про благородство и красоту человеческих отношений.

По телевизору, вместе со всей Китайской Народной Республикой, Аки смотрел «Семнадцать мгновений весны», где скорбно-мудрый Штирлиц вырывал победу над врагом из пасти разъярённых фашистских хищников, а потом сидел в машине опустошённый и грезил о родине.

Ныне Аки отлично понимал советского разведчика, засланного во вражеский тыл. Отчасти, он и сам был таким вот шпионом поневоле. После советского фильма мальчишки на улице его детства играли не только в царя обезьян Сунь У Куна, но и в советского разведчика. Вот Аки и доигрался…

Но самое сильное впечатление, после чего, можно сказать, судьба и определилась, на него произвели «А зори здесь тихие» про военное подразделение девушек, самозабвенно погибающих за свою страну.

Фильм его тогда потряс – эти милые, эти робкие и хрупкие создания, эротичные до невозможности (военная форма им очень шла, подчеркивая грудь, подчёркивая талию), образы их долго преследовали китайца во снах…

После кино нашёл книгу, прочитал, укрепился в своём. Книга оказалась ещё пронзительнее и слаще, после нее пропал наш китаец, как есть пропал. Отныне «выходила на берег Катюша» пелось им особенно интимно и прочувствованно.

Русский и китаец – братья навек…

Однажды выпивали с Гагариным, сидя на летней кухне (окна распахнуты в солнце, балконная дверь ходит вслед за ветром), Аки говорил, что китайские мужчины вполне пьющие, но сам опьянел быстро.