руки, и он отвесил ей пощечину. Взвизгнув от боли, девочка схватилась за щеку и, забыв даже про свою смятую кофту, выбежала из комнаты.

Потом, повзрослев, Габриэль поймет, что для нее это была всего лишь игра. И он не против был бы поиграть снова. Вот только в этот раз жутко хотелось все-таки выиграть.

***

С холодных бетонных ступеней тянуло холодом. Он не знал, зачем сидит тут и ждет ее после того, что было утром. Он уже жалел, что поддался на провокацию, но больше жалел, что, как последний идиот, решил сделать любимой девушке приятное с утра и притащился с цветами к ее двери.

Он же не этого хотел.

С самого начала у Габриэля была лишь одна цель – влюбить в себя эту так похожую на Эвелин девчонку, а потом постараться сделать так, чтобы она узнала о его измене. Это было глупо и не по-мужски, а может – по-детски, но он ничего не мог с собой поделать.

Было три часа ночи, когда хлопнула дверь в подъезд и по лестнице прозвучали шаги. Выкрашенные в огненно-красный цвет кудрявые волосы, чуть размазанная тушь под глазами, неуверенная походка. Мелани Холл была не в лучшей своей форме.

– Габс? Ты зачем тут? – язык немного заплетался, и сложно было сфокусировать взгляд.

– Жду тебя, – он поднялся, давая ей пройти.

– Ну, тогда заходи.

Девушка открыла дверь и зашла в квартиру, даже не удостоверившись, что он идет за ней. То ли ей было все равно, то ли она была настолько уверена в том, что он, как собачонка, побежит по первому ее зову…

Габриэль только ухмыльнулся и сбежал вниз по лестнице. Как бы ни хотелось выиграть в этой игре, но проиграть окончательно самое главное – чувство собственного достоинства – было явно слишком высокой ставкой.

***

Проклятые алые тюльпаны пахли на всю квартиру, и их аромат, смешиваясь с запахом свежей крови, просачивался сквозь приоткрытую дверь, спускался по лестнице и терялся в суете спешащих на работу людей, облитых каждый своими духами.

Тело Мелани Холл нашел почтальон. Он заметил приоткрытую дверь, пока раскладывал почту по почтовым ящикам, расположенным между первым и вторым этажом, и решил проверить, все ли в порядке.

Она лежала прямо на полу в прихожей, где еще недавно ее практически силой взял Габриэль Хартман. Руки и ноги, раскинутые в стороны, были разрезаны вдоль вен и артерий и буквально увязли в огромной луже крови, как муха увязает в клубничном варенье. Грудная клетка была вспорота и раскурочена и зияла бы пустотой, если бы не лепестки алых тюльпанов, набитых туда, где когда-то билось сердце.

Почтальон поскользнется в липкой луже, пока будет пытаться сделать, возможно, самую эпичную фотографию Мелани Холл в этой земной жизни. И сотрет следы того, кто выходил из квартиры последним.

Глава 14. Список подарков

Он тихо закрыл за собой дверь, боясь ее разбудить. Пройдя через просторную гостиную в другую часть огромной квартиры и оперевшись руками на раковину, молодой человек всматривался в свое отражение, чувствуя стойкое отвращение к самому себе. Хотелось вмазать в эту ухмыляющуюся рожу, но тогда проснется Сандра. Тихо зарычав, не разжимая губ, он открыл воду в душе и встал под горячие струи. Напряженные до предела плечи сначала сопротивлялись, а потом обмякли, и руки повисли безвольными плетьми вдоль туловища.

– Габриэль, – у нее был тихий голос, который мог звучать как рев военного генерала.

– Да! – крикнул он с другой части квартиры, обматываясь полотенцем и опять наклоняясь над раковиной и ближе рассматривая себя в зеркало. Лонни подшучивал над другом, говоря, что она питается его молодостью, забирая непрожитые годы, и Габриэль был готов поклясться, с момента их встречи у него прибавилось морщин. Или это были последствия разбирательств в суде и обвинения в серийных убийствах?

– Не кричи, а подойди сюда.

«Черт бы тебя побрал, Сандра Джонсон», – подумал Габриэль и улыбнулся своему отражению, пытаясь закрепить это выражение лица на следующие несколько минут. Или часов. Как повезет.

Вопреки его ожиданиям, женщина сидела в кровати, положив на коленки ноутбук и уткнувшись в него с самым серьезным видом. Его улыбка была неуместна.

– У обвинения есть основания подозревать тебя, Габриэль. И даже арестовать. И даже осудить. И твое «я ничего не помню» не сработает.

– Но что я могу сказать? Я действительно ничего не помню, – он пожал плечами, усаживаясь на край кровати, и поискал глазами свою одежду.

– Самое интересное, что твоих отпечатков нет ни на одном месте преступления. А это странно, учитывая, что ты там бывал. Не находишь? – Она посмотрела на него взглядом снулой рыбы, аж захотелось выпрыгнуть прямо в окно или отправиться прямиком в тюрьму, лишь бы не продолжать этот разговор. Да и нечего ему было сказать.

– Мне нечего сказать. – Габриэль отвернулся первый и начал одеваться.

– Уже уходишь? Я думала, мы поработаем, а потом…

– У меня скоро соревнования, Сандра. Мне надо отдохнуть перед завтрашней тренировкой.

– Возможно, ты на них вообще не попадешь, если мы не сможем доказать, что ты этого не делал.

– Я этого не делал, – повторил молодой человек и, застонав, опустился в кресло у окна. – Ну что ты от меня хочешь? Чтобы я врал? Притворялся? Нашел липовых свидетелей?

– Зачем липовых? Кто тебя видел последним в те дни? Давай, вспоминай.

– О боже! Я же сто раз говорил – я совсем ничего не помню.

Она смерила его взглядом, полным отвращения. Так смотрят на таракана, случайно забредшего на кухню. Или на стакан молока с медом, которое заставляет выпить мать, если случайно простудился.

– Ладно. Иди. Я позвоню.

Все. Он был больше не интересен, а значит – свободен на сегодня. Даже не пытаясь скрыть свою радость, Габриэль поцеловал любовницу в дряблую щеку, натужно улыбнулся и вышел из комнаты.

Она даже не повернула голову в его сторону, продолжая просматривать материалы дела. Он был так похож на нее в детстве – наивный, испуганный, слабый. И в тоже время напоминал о самых страшных предателях, таких же лживых и только и думающих о том, чтобы воспользоваться ей.

Если перевесит первое – она без труда выторгует ему свободу. Но если второе… Габриэль Хартман сгниет в тюрьме.

***

Список подарков получился длинным. Наслюнявив конверт, маленькая девочка прижала его к груди и запрыгала от радостного предвкушения.

Санта ее любил – каждый раз под елкой