– Итак, – проговорила принцесса, не слушая возражений старой опекунши, – пусть говорит. Если я ему прикажу замолчать, он подумает, что я его боюсь.

Едва были произнесены эти слова, как на губах Бальзамо мелькнула мрачная усмешка.

– Так я и думал, – прошептал он, – пустое бахвальство.

– Говорите, – приказала принцесса, – говорите, сударь.

– Ваше королевское высочество по-прежнему настаивает, чтобы я говорил?

– Я никогда не отказываюсь от принятого решения.

– Что же, ваше высочество, я готов, но нас никто не должен слышать, – со вздохом проговорил Бальзамо.

– Пусть будет так, – согласилась принцесса. – Я отрежу все пути к отступлению. Оставьте нас.

Повинуясь ее жесту, относившемуся ко всем, присутствовавшие удалились.

– Это один из способов, – поворачиваясь к Бальзамо, заметила принцесса, – добиться аудиенции, не так ли, сударь?

– Не пытайтесь меня задеть, ваше высочество, – отвечал Бальзамо, – я не более чем орудие в руках Божиих, которым Господь пользуется для того, чтобы вас просветить. Не дразните судьбу, иначе она ответит вам тем же: она сумеет за себя отомстить. А я только передаю ее волю. Так не пытайтесь же направить на меня свой гнев: он к вам вернется; не мне отвечать за несчастья, о которых я призван вас известить.

– Так меня ждут несчастья? – удивилась принцесса; уважение, с которым говорил Бальзамо, смягчило и обезоружило ее.

– Да, ваше высочество, и очень большие несчастья, – с показным смирением добавил он.

– Расскажите мне об этом подробнее.

– Попытаюсь.

– Итак?

– Задавайте мне вопросы.

– Будет ли счастлива моя семья?

– О какой из них вы спрашиваете: о той, которую вы оставили, или о той, которая у вас будет?

– Я спрашиваю о своей настоящей семье: о матери Марии-Терезии, брате Иосифе, сестре Каролине.

– Ваши несчастья их не коснутся.

– Так они ожидают одну меня?

– Вас и вашу новую семью.

– Не могли бы вы сказать точнее, о каких несчастьях идет речь?

– Мог бы.

– В королевской семье три принца, не так ли?

– Совершенно верно.

– Герцог де Берри, граф де Прованс и граф д'Артуа.

– Совершенно верно.

– Какая судьба их ожидает?

– Все они будут царствовать.

– Означает ли это, что у меня не будет детей?

– Нет, будут.

– У меня не будет сыновей?

– Будут и сыновья.

– Мне будет суждено пережить их? – Вам будет жаль потерять одного, вы так же пожалеете, что другой останется жить.

– Буду ли я любима супругом?

– Он будет вас любить.

– Сильно?

– Слишком сильно.

– Какие же несчастья могут мне угрожать, позвольте вас спросить, если я буду любима супругом и меня будет поддерживать моя семья?

– Вам этого будет недостаточно.

– Мне останется еще любовь и поддержка подданных.

– Любовь и поддержка подданных!.. Да ведь это океан во время затишья… А вам не приходилось, ваше высочество, видеть бушующий океан?

– Я буду делать добро и помешаю разразиться буре, а если она начнется, я поднимусь на ее волне.

– Чем выше волна, тем глубже открывающаяся бездна.

– Со мной будет Бог.

– Бог не защищает тех, кого обрек на гибель.

– Что вы хотите этим сказать? Разве мне не суждено быть королевой?

– Напротив, сударыня, но лучше бы вас миновала чаша сия.

Молодая женщина презрительно улыбнулась.

– Слушайте, ваше высочество, и запоминайте, – проговорил Бальзамо.

– Я вас слушаю, – сказала принцесса.

– Обратили ли вы внимание, – продолжал пророк, – на гобелен, висевший в той комнате, в которой вы провели свою первую ночь на французской земле?

– Да, – вздрогнув, отвечала принцесса.

– Что было изображено на гобелене?

– Избиение невинных.

– Признайтесь, что зловещие лица убийц запечатлелись в памяти вашего высочества!

– Да, запечатлелись.

– Хорошо. А скажите, вы ничего не заметили во время грозы?

– Молния угодила в дерево слева от меня, и, падая, оно едва не раздавило мою карету.

– Вот это и есть предзнаменования, – мрачно произнес Бальзаме.

– Роковые предзнаменования?

– Мне кажется, было бы трудно истолковать их иначе.

Принцесса уронила голову на грудь и замолчала.

– Какая смерть ожидает моего супруга? – собравшись с духом, спросила она.

– Он будет обезглавлен.

– Что ждет графа де Прованса?

– Ему отрежут ноги.

– Как умрет граф д'Артуа?

– Потеряв двор.

– А я?

Бальзамо покачал головой.

– Говорите… – настаивала принцесса, – говорите же!

– Мне нечего вам сказать.

– Я жду вашего ответа! – воскликнула охваченная дрожью Мария-Антуанетта.

– Помилуйте, ваше высочество!

– Говорите же, – повторила принцесса.

– Ни за что, ваше высочество, никогда!

– Говорите! – угрожающе проговорила Мария-Антуанетта. – Говорите, или я подумаю, что все это не более чем забавная комедия. Но тогда берегитесь: с дочерью Марии-Терезии шутки плохи; не шутите с женщиной, которая держит в своих руках жизнь тридцати миллионов человек!

Бальзамо молчал.

– Так вы ничего больше не знаете, – презрительно пожав плечами, сказала принцесса. – Или, вернее, вы исчерпали свое воображение.

– Повторяю, мне известно все, ваше высочество, – возразил Бальзамо, – и раз вы настаиваете…

– Да, я требую!

Бальзамо взял графин, стоявший на золотой тарелке, и перенес его в углубление из камней, сложенных наподобие грота. Взяв эрцгерцогиню за руку, он увлек ее под темные своды грота.

– Вы готовы? – спросил он принцессу, напуганную его горячностью.

– Да.

– Опуститесь на колени, ваше высочество, на колени: молите Бога, чтобы он уберег вас от развязки, которая вам уготована.

Принцесса машинально опустилась на колени.

Бальзамо коснулся палочкой хрустального сосуда, в котором отчетливо стало видно чье-то мрачное и ужасное лицо. Принцесса попыталась подняться, пошатнулась и упала. Вскрикнув, она потеряла сознание.