Пять минут прошли в полной тишине.

Внезапно Андре вздрогнула: она раньше других услыхала шаги.

Ветви раздвинулись: Джузеппе Бальзамо оказался лицом к лицу с Марией-Антуанеттой.

Бальзамо низко поклонился. Подняв умные, выразительные глаза, он остановил почтительный взгляд на дофине, ожидая ее вопросов.

– Если вы тот человек, о котором нам только что рассказывал господин де Таверне, – проговорила Мария-Антуанетта, – то подойдите ближе, чтобы мы могли видеть, из чего сделан колдун.

Бальзаме сделал еще шаг и снова поклонился.

– Вы занимаетесь тем, что предсказываете будущее? – спросила принцесса, не сводя с Бальзамо любопытных глаз и продолжая маленькими глотками пить молоко.

– Я не занимаюсь этим, ваше высочество, – отвечал Бальзамо, – мне случается предвидеть, вот и все.

– Мы воспитаны в светлой вере, – сказала принцесса, – единственная тайна, в которую мы верим, – это таинства католической церкви.

– Они достойны всякого уважения, – почтительно проговорил Бальзамо. – Однако господин кардинал де Роан, будучи представителем католической власти, может сказать вашему высочеству, что уважения заслуживают не только упомянутые вами таинства.

Кардинал вздрогнул: он никому из присутствовавших не назвал своего имени, никто его не произносил, однако незнакомцу оно было известно.

Казалось, Мария-Антуанетта не обратила на это обстоятельство никакого внимания.

– Вы не можете не признать, что это единственные таинства, которые невозможно опровергнуть, – сказала она.

– Наряду с верой существует уверенность, – все так же почтительно и вместе с тем твердо заявил Бальзамо.

– Вы выражаетесь слишком туманно, господин колдун. Я настоящая француженка душой, но пока еще не разумом: я не очень хорошо понимаю тонкости языка. Правда, мне обещали, что господин де Бьевр займется со мной. Однако пока я вынуждена просить вас не говорить загадками, если вы хотите, чтобы я вас понимала.

– А я осмелюсь просить у вашего высочества позволения оставаться непонятым, – с грустной улыбкой возразил Бальзамо, качнув головой. – Мне бы так не хотелось приоткрывать великой принцессе будущее, которое, возможно, не оправдает ее надежд.

– О, это уже серьезно! – проговорила Мария-Антуанетта. – Господин желает раззадорить мое любопытство для того, чтобы я приказала ему предсказать свою судьбу!

– Боже сохрани, напротив, я буду вынужден это сделать! – холодно возразил Бальзамо.

– Неужели? – рассмеялась дофина. – А вам что же, не хочется?

Смех принцессы постепенно затих; присутствовавшие молчали – они находились под влиянием необыкновенного человека, который привлекал к себе всеобщее внимание.

– Признайтесь откровенно! – сказала принцесса.

Бальзамо молча поклонился.

– Говорят, вы предсказали мое прибытие в дом господина де Таверне? – с едва заметным нетерпением продолжала Мария-Антуанетта.

– Да, ваше высочество.

– Как это было, барон? – обратилась принцесса к Таверне Ей не хотелось продолжать разговор с Бальзамо. Она уже пожалела, что начала его, но не могла остановиться.

– Ваше высочество! – воскликнул барон. – Клянусь небом, все было очень просто: господин Бальзамо смотрел в стакан с водой…

– Это правда? – взглянув на Бальзамо, спросила принцесса.

– Да, ваше высочество, – отвечал тот.

– В этом и состоит все ваше колдовство? Это по крайней мере неопасно, лишь бы ваши предсказания были бы столь же безобидны.

Кардинал улыбнулся Барон приблизился к принцессе.

– Вашему высочеству нечему учиться у господина де Бьевра, – заметил он.

– Дорогой хозяин! – весело проговорила принцесса. – Не льстите мне или, напротив, говорите смелее. Я не сказала ничего особенного. Давайте вернемся к нашему разговору, – обратилась она к Бальзамо.

Ей казалось, что ее влечет к нему помимо ее воли – так порой нас тянет к месту, где нас ожидает несчастье.

– Раз вы прочли будущее господина барона в стакане воды, не могли бы вы и мне предсказать судьбу ну, хоть, скажем, читая в графине с водой?

– С удовольствием, сударыня, – сказал Бальзамо.

– Отчего же вы с самого начала отказывались?

– Будущее неясно, сударыня, а я заметил небольшое облачко…

Бальзамо замолчал.

– И что же? – спросила принцесса.

– Как я уже имел честь сообщить вашему высочеству, мне не хотелось огорчать вас.

– Вы видели меня раньше? Где мы встречались?

– Я имел честь видеть ваше высочество, когда вы еще были ребенком. Это было у вас на родине, вы стояли рядом с вашей матерью.

– Вы видели мою мать!

– На мою долю выпала эта честь. Ваша матушка – могущественная королева.

– Императрица, сударь!

– Я хотел сказать, что она – королева сердцем и разумом, однако…

– Что за недомолвки, сударь, да еще когда речь идет о моей матери! – воскликнула принцесса.

– И у великих людей бывают слабости, вот что я имел в виду, в особенности, когда они думают о счастье своих детей.

– Надеюсь, потомки не заметят ни единой слабости у Марии-Терезии, – возразила Мария-Антуанетта.

– Потому что история никогда не узнает того, что известно императрице Марии-Терезии, вашему высочеству и мне.

– У нас троих есть общая тайна? – с пренебрежительной улыбкой спросила принцесса.

– Да, ваше высочество, она принадлежит нам троим, – спокойно отвечал Бальзаме.

– Что же это за тайна?

– Если я отвечу вам вслух, это перестанет быть тайной.

– Все равно, говорите.

– Ваше высочество настаивает?

– Да.

Бальзамо поклонился.

– В Шенбруннском дворце, – сказал он, – есть кабинет, который носит название Саксонского благодаря стоящим там восхитительным фарфоровым вазам.

– Да, и что же? – спросила принцесса.

– Этот кабинет является частью личных апартаментов ее величества императрицы Марии-Терезии.

– Вы правы.

– В этом кабинете она имеет обыкновение заниматься частной перепиской…

– Да.

– Сидя за великолепным бюро работы Буля, который был подарен императору Франциску Первому королем Людовиком Пятнадцатым.

– Все, что вы до сих пор сказали, верно. Однако то, о чем вы говорите, может знать кто угодно.

– Наберитесь терпения, ваше высочество. Однажды, около семи утра, когда императрица еще не вставала, ваше высочество вошли в этот кабинет через дверь, известную лишь вашему высочеству, так как из всех августейших дочерей ее величества императрицы ваше высочество – самая любимая дочь.