всё обговорить втроём. Если ты тоже будешь здесь, возможно, она не станет так волноваться.

Нацепив очки на лоб, мама продолжала помешивать макароны.

— Это было…

Слова застряли у меня в горле.

— Это было до твоего отца.

Над кастрюлей мягко клубился пар.

— Мир Элоизы перевернётся, ты знаешь. Может, не сразу, и даже не через несколько недель. Но такого рода события — как бумеранг, всегда к тебе возвращаются.

Изидор умиротворяюще царапал кафель. Я гладила его, чтобы сдержать дрожь в руках.

— Прошло уже двадцать пять лет, а я всё ещё об этом вспоминаю. Часто. Иногда спрашиваю себя, каким было бы это крохотное существо, которое никогда не будет существовать… Встречу с которым отменила я сама.

Ложка вертелась.

Пока приоткрывалась дверь, запертая на три оборота с моего рождения.

Я рассеянно слушала уроки, записывала что-то время от времени, не задумываясь.

Мама делала аборт.

Вечером я привела домой призрак Элоизы и её сероватый оттенок лица.

Обычно такая жизнерадостная, сегодня она была похожа на оленёнка, взобравшегося на мамину кровать на дрожащих лапках и боязно озиравшегося вокруг. Она сидела по-турецки и грызла песочное печенье, словно знатная дама из эпохи Мольера.

— Мы можем сходить в центр планирования, или я отведу тебя к своему гинекологу. Я всё оплачу.

— Я не могу принять…

— Можешь и примешь. Центр планирования — это хорошо. Но я знаю своего гинеколога. Отличный парень. И от себя добавлю, что предпочту обратиться к нему.

Я старалась не налегать на печенье, но напрасно: крошки усыпали всё одеяло. Я попыталась отряхнуть их резким движением руки. Однако мама была слишком занята беседой, чтобы что-то заметить. Хорошо чешется тот, кто чешется последним.

— А как это происходит?

Ты побеседуешь с ним. По закону тебе дадут время на размышление после первого приёма и до того самого дня.

— Того самого?

— До операции, если она понадобится.

— Меня будут оперировать? — вздрогнула Элоиза.

— Я не знаю, всё зависит от срока.

Элоиза тихо заплакала. Мама положила ладонь ей на руку.

— Я с тобой, Элоиза. Ты не одна. Всё будет хорошо.

Я отправилась на кухню приготовить чай. За мной по пятам, словно тень, последовал Изидор.

Всё это слишком.

Когда я вернулась, Элоиза осушила слёзы.

— А если мои родители узнают, что вы мне помогли? Они могут…

— Что? Набить мне рожу?

— Нет… Я не знаю… подать на вас в суд?

— По какому поводу? Я имею право тебе помогать, быть рядом. Тебе нужен взрослый, совершеннолетний, а Деборе восемнадцать исполнится только через несколько недель.

Элоиза уставилась на неё. Мама больше не была похожа на беззащитное, потерянное существо, которое хотело покончить с собой. Она выглядела благородно, словно рыцарь в сияющих доспехах, размахивающий мечом справедливости. Элоиза могла положиться на неё, найти в мамином худощавом тельце опору, получить советы, зарядиться энергией. Расстановка сил изменилась.

Мама стала её непоколебимым проводником.

Истинный повод для гордости.

Следующие недели я провела в какой-то странной смеси эйфории с тревогой — очень любопытный набор.

Через несколько дней после каникул папа пригласил меня на обед. Он ждал меня у лицея в одном твидовом пиджаке, хотя лило как из ведра.

— Мне кажется, ты реинкарнация английского джентльмена, — прошептала я, входя в ресторан, который он выбрал.

Он улыбнулся.

— Ну что? Как дела? Как мама?

Я обрадовалась, что наш разговор начинается с этой темы. В конце концов, он пришёл за новостями — это главное.

— В тебе заговорило чувство вины?

И когда я только научусь умолкать в нужный момент?

— Нет. Любопытство. Я люблю твою маму, Дебора. Не в том смысле, о котором ты могла подумать, но чувство очень сильное. Она мне больше не жена, но никогда не исчезнет из моей жизни.

— Спасибо, что избавил от деталей. Слушай, ей гораздо лучше.

Мы сделали заказ, поели в относительной тишине — иллюстрация наших с ним отношений. Только вот теперь звяканье вилок о тарелки было наполнено недосказанностью, эмоциями, застенчивостью. Папиной застенчивостью.

Он покончил с луковым супом, я доедала салат с тёплым козьим сыром.

— Ты уже выбрала, куда поступишь на следующий год?

— И да, и нет. Я думаю об одном институте и филологическом факультете. В таком порядке. Я…

Я смотрела на него исподлобья.

— У тебя много времени, дорогая. Я много думал и решил, что мы требуем от вас сделать выбор слишком рано. Сегодня молодёжь начинает работать позже, проводит много времени на стажировках. Наверное, бросаться в омут с головой довольно страшно.

— И я согласна с тобой.

— Что-нибудь обязательно тебе подойдёт. Решишь сама.

— В тебя вдруг кто-то вселился или что?

— Все мы можем повзрослеть и передумать. Даже я.

— Я рада, что это так.

— Угу. Твоя мама до сих пор принимает лекарства?

— Да.

— И встречается с психиатром?

— Да.

— Она спит?

— Да.

Этот отцовский допрос меня прикончит.

Папа отложил вилку и промокнул рот салфеткой.

Тут меня осенило: в прошлой жизни папа жил в английских пустошах с собаками и носил велюровые штаны, словно поклонник Джейн Остин, и ездил в карете куда-нибудь в Бат.

— Дебора!

— Что?

— Хочешь… десерт?

Мне хотелось рассказать ему об аборте, но это не моя тайна. Жаль.

Папа немного напрягся.

— Дебора!

— О, всё нормально, я же не грубила тебе!

— А ты… не думала встретиться с Элизабет?

— Я бы не отказалась от смузи. Детокс не помешает. Что-нибудь зелёное с кучей травы, отчего улучшается цвет лица.

Я прочистила горло.

— Прости, папа. Я…

— Это моя вина. Ты не обязана отвечать прямо сейчас. — Он глубоко вздохнул. — Мы ещё не разговаривали о разводе с твоей мамой, потому что она отказывается со мной видеться. Но однажды придётся встретиться с реальностью. Тебе скоро восемнадцать. И я… я бы хотел… я…

Принесли смузи: восхитительный, светло-зелёный, с трубочкой. Я сделала глоток. Гадость. И поставила бокал на стол.

— Я бы хотел, чтобы ты спокойно жила где захочешь. И со мной тоже, то есть со мной и Элизабет, если вдруг появится желание. Ну или время от вре мени. Я с радостью приготовлю для тебя комнату.

Я снова схватила смузи, вставила трубочку в рот и наклонила стакан, чтобы отпить.

Хотя трубочка уже была во рту.

Смузи плавно вылился мне на штаны.

Я в ужасе уставилась на холодное зеленоватое пятно, которое росло на моих джинсах, и убежала в туалет, где принялась щедро поливать штаны водой и мылом, которое не вымывалось.

Встреча с Элизабет.

Жизнь с ней и моим отцом.

Зелёное пятно от смузи.

Я вернулась за стол три минуты спустя.

— Извини.

— Ничего