— Тогда марш назад, — и он направил на меня свою винтовку.

Я поспешил вернуться на место.

«Это могло случиться здесь, — подумал я. — Тот самый конец пути».

Старик вдруг разразился громкой речью. Он с чувством поносил это место. Наверное, совсем одурел от жары.

— Кабаньяс! Смех, да и только! Знаете, что значит «кабаньяс»? Это такие маленькие кафе. Вы наверняка видели такие возле отелей. Там продают прохладительные напитки. Иногда их строят на пляже.

Пассажиры молчали, однако старик не унимался.

— Кабаньяс — маленькие и приятные кафе. Вы сидите там и пьете холодный лимонад. Вот что значит «кабаньяс». А они назвали Кабаньяс эту вонючую дыру!

От этого вопля индейская женщина на соседней скамье приоткрыла один глаз, однако увидала всего лишь красного от жары человека, обмахивающегося сомбреро, и заснула снова.

— Это нельзя называть Кабаньяс, у этого есть другое имя.

Однако его запал уже иссяк. Он начинал задыхаться.

— Я видел настоящие кабаньяс! Они совсем не похожи на это!

И в самом деле, всем было наплевать. Однако мне показалось забавным, что даже беззубые крестьяне и оборванные индейцы могут счесть это место смешным. Стало быть, царившая здесь разруха была для них очевидна, как и тот факт, что поезд просто груда хлама. После этого мне было неловко за свои снисходительные и даже высокомерные мысли. И еще одно наблюдение: получалось, что даже эти угрюмые неразговорчивые люди не застрахованы от вспышек ярости и провоцируемых ими гневных речей. К тому времени, как мы снова тронулись с места, этот старик уже успел совсем успокоиться.

Поселок имени Антона Брэма был так мал, что его даже не обозначили в расписании движения.

— Антон Брэм! — Это произнес мужчина рядом со мной, с явной издевкой.

— Что за дурацкое название! — Это сказала его жена.

Пассажиры вокруг заулыбались. Но тогда почему они не смеялись над названием Прогрессо?

Мы миновали еще одну вымершую деревню, где, как и в предыдущей, все краски были давно выжжены солнцем. Местность здесь была еще более плоской и, похоже, еще более раскаленной. Кактусы не уступали в росте вязам и даже напоминали их по форме. Более мелкие настоящие деревья вымерли от засухи, и их лишенные коры стволы напоминали бледную человеческую кожу. Здесь в изобилии рос молочай, иногда используемый для лечебных целей, и еще какие-то кактусы с цилиндрическими стволами высотой с яблоню. Кактусы — чемпионы по выживанию. Когда кустарники с менее развитой корневой системой и уязвимыми листьями вымирают от недостатка влаги и жары, белый пушок на стеблях кактусов защищает их от палящего солнца и сберегает влагу.

Поезд едва тащился со скоростью не более десяти миль в час, так что я мог без помех предаваться ботаническим наблюдениям, фиксируя их на форзацах романа По. Это отвлекло меня почти на два часа, пока я не увидел в окне трактор, амбар, несколько покосившихся домиков и, наконец, четырехэтажное сооружение из посеревших от солнца брусьев с верандой на каждом этаже: «Железнодорожный отель»!

Это был город Закапа.

Мы приехали на пыльный вокзал в конце пыльной дороги в самый разгар убийственно душного дня. Люди, толпившиеся у ограждения платформы, разразились криками. Я прошел мимо них и, войдя в отель, показавшийся мне запущенным и мрачным, услышал рев компрессора: рядом на улице что-то копали. Глинистая почва была настолько прочной, что ее невозможно было копать без отбойного молотка. Вряд ли в этом отеле мне удастся хорошо отдохнуть. Все, что я мог увидеть в этом городе, больше не удивляло и не привлекало меня: покосившиеся дома, желтый шпиль колокольни, новые кактусы. Так вот он каков, город Закапа. Та женщина в Гватемале не преувеличивала. Это оказалось отвратительное место, такое же горячее и заброшенное, как и все деревни по пути сюда, только размером побольше.

Я нашел кабинет начальника вокзала. Здесь был вентилятор, календарь, деревянный шкаф для документов и стопка бумаг на столе. Рев компрессора здесь тоже был таким громким, что мне приходилось кричать.

— Простите, — прокричал я, — когда отходит поезд до границы?

— Какую границу вы собрались пересечь?

Это был вовсе не праздный вопрос: отсюда до Гондураса ближе, чем до Сальвадора.

— Я хотел бы попасть в Метапан, в Сальвадоре.

— Да, через два дня будет поезд до Метапана — в среду. В шесть тридцать утра. Хотите купить билет?

Два дня в этой дыре!

— Нет, спасибо, — сказал я.

Поезд покинул Закапу и теперь держал путь на север, к Пуэрто-Барриос. Платформа опустела, пыль все еще оседала. Я полистал свое расписание и вычислил, что если пересеку границу в Метапане или Санта-Ане, то на следующий день смогу пересесть на поезд до Сан-Сальвадора. Я решил, что так и поступлю — до границы отсюда недалеко, не более тридцати миль.

Мужчина выжидательно смотрел на меня. Я спросил у него, есть ли в Закапе автобусная станция.

— Куда вам надо?

— В Сальвадор.

— Очень плохо. Все автобусы в Сальвадор ушли рано утром.

Но при этом он улыбался.

— Я бы хотел доехать до Санта-Аны, — сказал я.

— У меня есть машина, — сказал он, — только бензин нынче не дешев.

— Я заплачу вам пять долларов.

— За десять я довезу вас до Ангуиати. Это на границе.

— Это далеко?

— Не очень.

Как только мы покинули Закапу, пустыня кончилась. Я уже мог различить зеленые холмы с более округлыми из-за растительности боками и бегущую между ними речушку. Я заговорил с водителем. Его звали Себастьяно, и он был безработный — по его словам, все в Гватемале безработные. Он был из Закапы. Он терпеть не мог Закапу, но ему приходилось бывать в Гватемале, и он решил, что там еще хуже.

— Думаю, я должен вас предупредить об одной вещи, — сказал он через какое-то время, притормаживая на повороте. Затем он съехал на обочину, остановился и безмятежно улыбнулся. — У меня нет водительских прав, и эта машина — она не зарегистрирована. И страховки у меня тоже нет — если у вас нет регистрации, какой смысл в страховке?

— Интересно, — сказал я. — Но почему вы остановились?

— Я не могу везти вас дальше. Если мы поедем, полицейские на границе начнут требовать у меня права и все такое. А у меня прав нет, и они могут меня арестовать и даже побить. И я не смогу дать им взятку, потому что у меня нет денег.

— Вы же получили десять долларов, — возразил я.

— Этого едва хватит на бензин! — расхохотался он.

— И что же я, по-вашему, должен делать?

— Шагать, — он перегнулся через меня и распахнул дверцу.

— Это далеко?

— Не очень.