С собой он привел двух друзей — по его горделивому заявлению, эти парни учили английский.

— Как поживаете? — вежливо приветствовал я их на английском.

— Пажалуста? — ответил один из них. Другой расхохотался. Тогда второй объяснил:

— Мы прошли только два урока.

Опасаясь пробок на подъезде к стадиону и автомобильных воров, Альфредо припарковал машину почти в миле от стадиона, у дома своего приятеля. Этот дом заслуживает отдельного описания: тесные фанерные кабинки, приколоченные прямо к деревьям, так что ветки с листьями прорастают прямо в комнаты. Там, где невозможно было приколотить стенку, висели на веревках какие-то тряпки, и все вокруг пропитывал густой запах человеческого жилья. Я спросил у друга Альфредо, долго ли он здесь живет. Он ответил, что его семья поселилась здесь много лет назад. Я не отважился спросить, что они делают, когда идет дождь.

Однако оказалось, даже нищета в бедной стране имеет свои ступени. По дороге к стадиону мы преодолели долгий подъем и пересекли мост. На мосту я посмотрел вниз в ожидании увидеть ущелье и реку, но увидел множество навесов и очагов. Я поинтересовался, кто же там живет?

— Беднота, — отвечал Альфредо.

Мы не одни спешили попасть на стадион. Мы присоединились к большому шествию споро марширующих болельщиков и под шумок, когда они принялись орать и размахивать кулаками, успели пробиться поближе к воротам. Шествие двигалось по склону горы вверх к стадиону, вытаптывая по пути чьи-то палисадники и грохоча дубинками по радиаторам попадавшихся на пути машин. Здесь тоже было море пыли, и башмаки марширующих болельщиков взбили ее так, что она поднялась густым бурым облаком. Получилось как бы размытое изображение сепией, пронизанное острыми лучами автомобильных фар. Толпа уже не маршировала, а бежала, и Альфредо с его приятелями скрылись в облаке пыли. На каждом шагу ко мне подскакивали какие-то юнцы и трясли перед моим носом билетами, выкрикивая: «Санс! Санс! Санс!»

Это были обычные перекупщики. Они купили самые дешевые билеты и теперь с выгодой для себя продавали тем, у кого не было либо времени, либо отваги выдержать схватку в шумной разъяренной толпе, атаковавшей билетные кассы. Распределение мест было столь же незамысловатым, как и на корриде: «санс» означало дешевые места без навеса, «шейдс» — более дорогие, под навесом.

Я пробился через орду перекупщиков и, уже не надеясь найти Альфредо, приблизился к котлу стадиона. Это было какое-то потустороннее зрелище: толпа разгоряченных людей, появлявшихся из темноты в подсвеченном софитами буром тумане, вопли и пыль, горные вершины на фоне темного неба, на котором из-за пыли нельзя было разглядеть ни одной звезды. Признаться, я попытался было повернуть назад, но толпа вынесла меня вперед, где было слышно, как рев голосов перекатывался над ареной подобно гудению пламени в каминной трубе.

Крики становились все неистовее, и сзади напирали все сильнее. На жаровнях женщины пекли бананы и мясные пирожки. Дым от их жаровен и пыль придавали сцене особенно зловещий вид. Откуда-то снова возникли перекупщики. Они пребывали на грани истерики. Игра вот-вот начнется, а у них еще остались непроданные билеты. Они хватали меня за руки, они тыкали мне билетами в лицо, они орали.

Одного взгляда на очереди у кассы было достаточно, чтобы понять: мне в жизни не пробиться к этим окошкам, чтобы купить билет легально. Я размышлял над этой проблемой, когда откуда-то из дыма и пыли возник Альфредо.

— Сними часы, — сказал он. — И кольцо. Положи их в карман. И будь очень внимателен. Почти все эти люди — воры. Они тебя ограбят.

Я выполнил все, как он велел, и спросил:

— А как насчет билетов? Может, купим у этих парней «санс»?

— Нет, я куплю «шейдс».

— Это очень дорого?

— Конечно, но зато какая будет игра! В Санта-Ане такую в жизни не увидишь. И в любом случае эти места спокойнее, — Альфредо оглянулся. — Подожди здесь, у стены. Я схожу за билетами.

И Альфредо скрылся в извилистой очереди. Он внезапно вынырнул где-то в середине, перескочил ограждение и стремительно начал прокладывать себе локтями дорогу вперед, к кассе. Такая расторопность произвела впечатление даже на его приятелей. Он вернулся к нам с победоносной улыбкой, потрясая над головой билетами.

Нас пропустили через ворота. Мы прошли по туннелю, чей конец открывался на стадионе. Снаружи он казался котлом, изнутри я бы скорее назвал его подносом или супницей с плававшими на поверхности крикливыми лицами. В центре зеленел идеально ровный прямоугольник поля.

Собравшиеся здесь сорок пять тысяч болельщиков можно было считать вполне достоверной моделью сальвадорского общества. Взять хотя бы для начала ту половину стадиона, где сидели «санс» (причем здесь негде было яблоку упасть: все забито до отказа), или немного дороже одетую, но почти настолько же забитую людьми половину «шейдс» (ночью, да к тому же в сухой сезон, разницы в местах вообще не ощущалось: мы сидели на таких же каменных скамьях, только наши, будучи дороже, оказались не столь многолюдны). Была еще одна зона, о которой Альфредо даже не упоминал: балконы. Над нашими головами на пяти ярусах галереи, огибавшей нашу половину стадиона, располагались зрители с балкона. Эти зрители имели сезонные билеты. Они занимали отдельные кабинки под большим навесом. Я мог различить блеск бутылок и бокалов и подносы с закусками. Господа удобно устраивались на раскладных креслах и имели отличный обзор всего стадиона. Таких людей было немного — не более двух-трех сотен. Но цена две тысячи долларов за сезон в стране, где средний годовой доход не превышает трех сот семидесяти трех долларов, делает это вполне понятным. Взорам людей на балконе открывались толпа на трибунах «санс» и горное плато над стадионом. И все многоцветное одеяло, покрывавшее плато и поначалу принятое мной за разнообразные сельскохозяйственные посадки, оказалось еще одной толпой сальвадорцев, вскарабкавшихся на гору или пристроившихся на ее склонах. В этой толпе можно было насчитать десятки тысяч людей, и выглядело это еще более жутко, чем «санс». На них падал отблеск ярких софитов над ареной, и вся гора походила на гигантский муравейник.

Над полем прогрохотали национальные гимны — вернее, их хриплые заезженные записи, — и матч начался. С самого начала было ясно, кто победит в этой игре. Мексиканцы были мощнее, быстрее и явно следовали какой-то заранее выработанной стратегии. У сальвадорцев было два нападающих, пытавшихся доказать свое первенство остальным, и слабая несыгранная команда. Однако толпа исправно шикала на мексиканцев и приветствовала каждый шаг сальвадорцев. Один из сальвадорских нападающих пересек поле, ударил и промазал. Мяч перешел к Мексике, чьи точные пасы довели до исступления болельщиков, а затем, на пятнадцатой минуте, гости открыли счет. Стадион затих, тогда как мексиканская команда обменялась поцелуями и объятиями.

Через несколько минут мяч вылетел с поля на трибуны «шейдс». Его выбросили назад, и игра продолжилась. Потом мяч попал на трибуны «санс». Там поднялась драка за право обладания мячом в качестве сувенира. Одному болельщику удалось его схватить, но его тут же выбили. Мяч свечкой взлетел в воздух, и вдогонку бросился добрый десяток фанатов. Один из них оказался впереди, но его тут же опрокинули, а мяч отобрали. Завязалась драка, и все большее число фанатов проталкивались по трибуне, чтобы добраться до мяча. Те, кто сидел на верхних трибунах, швыряли чем попало в головы тех, кто дрался внизу, и в итоге сверху полетел настоящий дождь из мясных пирожков, бананов, бутылок и прочего мусора. За этой свалкой наблюдали трибуны «шейдс», балконы и муравейник над стадионом.