Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Артур какое-то время молчал, переваривал услышанное.
— Посидите пока здесь, — наконец заговорил он. — Все.
Он вышел из кабинета, запер его, оставив всех оставшихся в недоумении. Они молчали. Убийца с интересом рассматривал их лица: встревоженные и в то же время разочарованные в самих себе и в друг друге. За всё время, которое Артур отсутствовал, они не проронили ни звука. Ключ зашумел в замочной скважине. Вошли Артур и ещё шесть полицейских.
— Гражданина в кресле и мистера Томпсона арестовать, — скомандовал инспектор, указывая на цели пальцем. — Все необходимые документы оформить. И ещё арестовать Анну Брэдли, документы на неё я оставлял на столе в архиве.
— Сэр?! — встал Уильям.
— Помолчи. Значит так Джеймс? Так ты отплатил за доверие?
— Не надо читать мне ваши лекции, сэр. Я ничего плохого лично вам не сделал, и своих поступков не стыжусь. Если нужно, то отвечу за них жизнью. Потому что я верю в своё дело. А вы верите в своё?
— Уведите их!
Полицейские вывели преступников.
— До встречи, Уильям, — бросил Келли, обернувшись.
— Я не понимаю, — начал парень. — Вы обещали, что Анну не тронут. Вы дали слово!
— Обстоятельства изменились. Ей легко манипулировать. И она такой же преступник как они.
— Дали слово!
— Мне всё равно, какое мне дело до чести, если моя забота — благо Лондона. Она не будет спокойно прогуливаться по улицам потому что…
— Она делала это ради сына. Если бы вам сказали убить кого-то, чтобы ваш сын вернулся к жизни, что бы вы сделали?
— Не смей говорить о моём сыне!
— Тогда не смейте говорить о чести, ведь у вас её нет!
— Твою Анну не казнят, не сомневайся.
Уильям медленно замахал головой.
— Мистер Келли был прав. Ваше слово ничего не стоит. Не бросив вы тогда слов на ветер — убийств бы не было.
— Похоже тобой тоже легко манипулировать. Уходи, пока я не вспомнил про револьвер в моём ящике.
— Что станет с Джеймсом? — не унимался полицейский.
— Он — преступник. Его казнят. Чем раньше, тем лучше.
— Прощайте, мистер Несбит, — через какое-то время бросил Уильям. — С вами было приятно работать. Надеюсь, вы когда-нибудь обретёте честь, — он протянул Артуру руку.
Начальник смотрел на неё. Наконец пожал.
— Прощай, Уильям, — он впервые назвал его по имени.
Молодой полицейский развернулся и не оглядываясь вышел из кабинета. Петляя коридорами, он покинул Скотланд-Ярд. Навсегда.
2.
— В наше время камеры были гораздо лучше? — без конца твердил потрёпанный жизнью старичок, волею судьбы оказавшийся вместе с Джонатаном. — Теперь даже крыс нет. Совсем со своей гуманностью сбрендили.
— Откуда взяться крысам, если тут совсем нет еды?
Старичок помолчал, но ничего лучше, чем зевнуть, не придумал. Его было плохо видно, он сидел в дальнем неосвещённом конце камеры, Келли же находился у самой решётки, сидел на холодном полу, прижав колени к груди. У него забрали только дорогое светлое пальто, которое он так не хотел отдавать, теперь остался в рубашке, деловых брюках и остроносых туфлях — не самый подходящий вид для арестованного, которого завтра приговорят к расстрелу. Но он не думал об этом.
— А ты за что здесь? — вновь раздался сухой и скрипучий голос старичка.
— За то, что моё мнение не совпадает с мнением общества.
— Это всё из-за этой проклятой гуманности. Я прав?
— Отчасти.
— Вот в наше время всем было на всех плевать. А теперь что? Вот меня знаешь за что упекли?
— Не представляю? — вздохнул Джонатан.
— А за то, что я оказался не там, где положено. Я еврей, который родился и прожил всю чёртову жизнь в Уайтчепеле. Знал, кстати, Джека-потрошителя.
Келли усмехнулся.
— Так вот, на старости лет я решил выбраться в Большой Лондон. Но не тут-то было. Таким “свиньям” как я “не положено контактировать с людьми”. Чем же я не человек? Руки — ноги на месте. Даже пара зубов. Вот только они никогда не примут нас. Как бы мы не менялись, для них мы всегда будем “свиньями из Уайтчепела”. А я ещё и грязным евреем. Такова жизнь.
Слова старичка погрузили Джонатана в размышления. С ним действительно никто не сотрудничал из Большого Лондона. Все его клиенты — предприниматели из других городов, названий которых Келли зачастую даже не знал. Они относились к нему как к равному, ведь им всё равно на его родословную и то, кем он был. Сэры же из Большого Лондона, который был ближайшим соседом Уайтчепела, считали его ненастоящим, игрушечным, способным только на мелкие сделки с такими же, как и он, несмотря на то, что “Уайтчепельская мануфактура” была одним из самых крупных заводов всего Лондона.
Жертвы Джонатана тоже были рождены в Уайтчепеле, а значит появились на свет в ловушке, из которой не могли выбраться. Итан Айгер, жертвовавший отравленную еду, хоть и переехал, всё же был зависим от родного района. Все они были зависимы. Но даже если у них не было выбора, это не повод обманывать людей и пренебрегать их жизнями, здоровьем и положением.
— Как вас зовут? — смотря в пол, спросил Келли.
— Прошу прощения, я должен был представиться сразу. Джон Пайзер, к вашим услугам. Хотя я больше известен, как Кожаный Фартук.
— Приятно познакомиться, мистер Пайзер. Я Джонатан Кросби. Когда-то давно мне попадались статьи о Кожаном Фартуке. Никогда не верил в их правдивость.
— О да, я тоже читал эти газетёнки. Там писали, что в ходе допроса полиция подтвердила мою невиновность. Но всё было вовсе не так. Инспектор Абберлайн и сержант Тик устроили мне испытание кровью. Рвали мне ногти, ломали пальцы, избивали до потери сознания. Но всё