Лосева словно ударили. Да, он был Лосевым и инспектором — вот только не в этом мире…

— Мы давно за вами следим, за всеми вашими перемещениями. Какова цель вашей миссии? Какое задание вы получили перед поездкой в Белуги? И не пытайтесь врать — это бесполезно. Мы почти все уже знаем без вас и хотим уточнить только некоторые детали. Я должен вас предупредить, если вы будете молчать или скрывать информацию, для вас это кончится очень плохо.

— Могу я узнать, кому предназначается эта информация?

— Не думаю. Вопросы буду задавать я. — Этот сорокалетний желчный мужчина по-прежнему смотрел мимо Лосева, уставившись в противоположную стену, и Лосеву это очень не нравилось, потому что во время допроса всегда идет психологический поединок между допрашиваемым и тем, кто ведет допрос.

А выражение глаз собеседника может подсказать и правильный ответ, и момент, когда настанет время действовать. Пока что Лосев тянул время и своими ответами пытался вырвать у следователя хоть намек на то, каким образом им удалось узнать о его миссии.

— Я не имею никакого отношения к вашей планете. Я никогда не бывал здесь раньше. Раз уж вы знаете, кто я, то должны знать и об этом, и о том, что я не успел выйти из здания вокзала, как меня арестовали. А также и о том, что никакой контрабанды у меня не было.

— Контрабанды у вас действительно не было. Зато было вот это. — Следователь достал из стола небольшой плоский футлярчик величиной с зажигалку, слишком знакомый Лосеву футлярчик…

Увидев его, он почувствовал, как его обдало ледяной волной. Значит, они его нашли… Расщепив кристалл, он не уничтожил футляра, посчитав, что в этом нет необходимости. Даже в мусоросжигатель он не удосужился его выбросить. Не придав никакого значения этому предмету, он оставил его в корзине для бумаг и вот теперь должен расплачиваться за эту непростительную оплошность.

— Мы знаем, что вы пытались провезти секретную информацию. Этого вполне достаточно для смертного приговора, и я бы не стал тратить на вас свое время. Но мне нужна копия, кристалл, который лежал в этом футляре. Что вы с ним сделали? Я не сомневаюсь, что он находится где-то в ваших вещах, но наши криминалисты так и не смогли его обнаружить. Так что я надеюсь на вашу помощь.

Хоть это им неизвестно!

Теперь, по крайней мере, он знал, какая безжалостная мучительная борьба ему предстоит. Борьба, в которой его позиции были далеко не самыми лучшими…

Он с тоской посмотрел на электронный хлыст. У любого человека есть свой болевой порог. Был этот порог и у Лосева, и он знал, что часа через три интенсивного допроса он расскажет все.

Следователь начал работу слишком уж равнодушно. Обычно, когда один человек намеренно причиняет другому боль, это как-то отражается на его лице, и даже самые закаленные «бойцы невидимого фронта» не могут скрыть своих эмоций. Иногда это ярость, иногда наслаждение чужой болью, но только не равнодушие. Этот мерзавец хорошо знал свое дело и походил скорее на машину, чем на человека. Он допустил лишь одну ошибку. Чтобы увеличить длительность болевого воздействия, до полной потери сознания, он расстегнул наручники и, освободив левую руку Лосева, притянул ее к столу специальным ремнем.

Позже Лосев так и не смог понять, что именно помогло ему разорвать этот ремень. Непереносимая боль, хлестнувшая по нервам после первого удара нейрохлыста. Ярость, кровавой пеленой застлавшая глаза, или помощь невидимого Масека…

Как бы там ни было, ремень лопнул. И, как часто с ним бывало в экстремальных ситуациях, Лосев начал действовать совершенно рефлекторно, не успевая уследить рассудочной частью сознания за собственными движениями. Он нанес не гнувшейся в локте левой рукой, ставшей похожей на одеревеневшую колоду, рубящий удар в шею своему мучителю.

Удар пришелся по самой чувствительной точке, чуть выше кадыка, и, не издав ни звука, следователь рухнул на стол лицом вниз. Это было чистым везением, если бы Лосеву пришлось повторить этот фокус при других обстоятельствах, он бы ни за что не смог этого сделать.

Вторая рука Лосева оставалась прикованной к подлокотнику кресла, и он знал, что теперь счет пошел на секунды. Если он не сумеет освободиться немедленно, до того, как в комнату ворвется охрана, ему отсюда никогда не выбраться. В том, что охранные системы, натыканные в каждом углу этой комнаты, уже выдали сигнал тревоги, он не сомневался.

И снова ему повезло. Повезло в том, что тело следователя, лежавшего поперек стола, оказалось достаточно близко к Лосеву, и в том, что пальцы почти полностью парализованной левой руки все же сумели нащупать в его кармане ключ от наручников и вцепились в него мертвой хваткой.

Лишь открыв замок на наручниках и завладев оружием своего врага, он обратил внимание на тонкую струйку крови, сочившуюся из приоткрытого рта убитого им человека.

Это была не человеческая кровь. «Кровь небесно-голубого цвета бывает только у посредников, и по этому признаку можно отличить гифроновскую куклу от человека», — сразу же всплыли в памяти нужные строчки из отчета Егорова.

«Ну, не только по цвету крови… То, что эта тварь — не человек, я понял гораздо раньше».

Охранники все еще не появились, подарив ему те самые драгоценные мгновения, которые значили в его положении так много. Он успел проверить заряд в парализаторе и нейронном хлысте, он даже успел вплотную приблизиться к выходной двери, прежде чем она распахнулась.

От ворвавшихся в комнату охранников его отделяло не больше метра. Парализатор выбросил широкий конический луч, и оба охранника попали в зону поражения.

Они рухнули на пол, не успев издать ни звука. И теперь у Лосева появилось более серьезное оружие. Один из охранников сжимал в руках бластер Макова.

Этот тяжелый бластер при правильной регулировке заряда был способен прожечь насквозь любую стену.

Это дало возможность Лосеву двигаться вдоль коридора, не задерживаясь у запертых дверей. Грохот бластерных разрывов способен был разбудить даже мертвого, но сейчас это уже не имело значения — по всей тюрьме выли сирены.

Уже в самом конце коридора Лосев едва не попал под выстрел. Но это был его день. Бывают такие дни, когда все получается словно само собой, а опасности и несчастья не смеют коснуться счастливца. Правда, Лосев знал, что именно в такие дни чаще всего гибнут люди, слишком уж положившиеся на свою удачу.

Удача капризна, и ему только что напомнили об этом, опалив пламенем бластерного разрыва волосы на голове. Взрывная волна швырнула его на пол, а от контузии все поплыло перед глазами.

Но, почти теряя сознание, он все же сумел поймать в перекрестье прицела расплывающийся силуэт человека, только что едва не убившего его.

Охранник стоял на балконе, опоясывавшем весь второй этаж. Парализатор на таком расстоянии не действовал, и Лосеву пришлось стрелять из «макова». Балкон, в том месте, где виднелась фигура человека, попросту исчез, и только капли расплавленного металла да облако едкого дыма свидетельствовали о том, что здесь произошло.