3. В те же дни явился также один из священников, Иешуа, сын Тебута, после того, как Тит клятвенно обещал ему пощаду, под условием выдачи некоторых священных драгоценностей, и принес с храмовой стены два светильника, совершенно схожих со стоявшими в Храме, столы, кувшины и чаши – все из чистого, массивного золота; вместе с тем, он передал завесы и облачения первосвященника с камнями и много другой утвари, употреблявшейся при богослужении. И казнохранитель Храма, по имени Пинхас, схваченный тогда же, представил облачения и пояса священников, массу пурпура и шарлаха, хранившегося в запасе на случай надобности исправления завесы, кроме того, много корицы, кассии и других благовонных веществ, из которых каждый день составлялась смесь для воскурения Богу. Еще много других драгоценностей и немало священных украшений он выдал[1262], благодаря чему он получил одинаковые льготы с другими перебежчиками, несмотря на то, что был взят в плен с оружием в руках.

4. Наконец, после восемнадцатидневной работы, в седьмой день месяца гарпея, валы были окончены и машины на них установлены. Многие из мятежников считали уже город потерянным и, оставив стены, отступили в Акру, другие побрели в подземные ходы, значительное же число, выстроившись в ряд, старалось воспрепятствовать установке машин. Но и над ними римляне вскоре восторжествовали, не только благодаря своей силе и большой численности, но главным образом потому, что они со свежими, бодрыми силами боролись с приунывшими и изнемогшими. Когда часть стены была разрушена и некоторые башни поддались ударам таранов, защитники сейчас же разбежались, да и самих тиранов охватил страх, далеко не соответствовавший опасности. Ибо прежде чем враги взлезли на стену, они уже оторопели и были готовы бежать. Тогда можно было видеть этих горделивых людей, некогда кичившихся своими злодеяниями, смиренно дрожащими и до того изменившимися, что, при всех своих тяжких грехах, они все-таки возбуждали жалость. Им хотелось сделать вылазку против обводной стены, чтобы, пробившись сквозь стражу, выйти на свободу. Но их верные солдаты разбежались куда попало, а вестовые в то же время, один за другим, доносили: «разрушена западная стена», «римляне уже вторглись», «вот они уже близко, ищут вас»; и, наконец, другие, ослепленные страхом, утверждали даже, что видят уже своими глазами врагов на башнях. Тогда они с блуждающими от страха глазами пали лицом на землю, вопили над своим безумием и не могли тронуться с места, точно сухожилия были у них перерезаны. Тогда явственно можно было видеть, как преследовал гнев Божий этих нечестивцев и как велико было счастье римлян: тираны сами лишили себя надежнейшей твердыни и покинули башни, где никакая сила не могла бы их победить, за исключением разве голода; а римляне, так много трудившиеся над менее сильными стенами, овладели укреплениями, не боявшимися никаких орудий, по одному только счастью. Ибо три башни, которые мы выше описали, устояли бы против всяких машин.

5. После того как они покинули эти башни, или, вернее говоря, когда Бог их изгнал оттуда, они бежали в долину, ниже Силоама и, опомнившись немного, устремились к устроенному там укреплению. Но от страха и несчастья исчезла их прежняя отвага: они были отброшены тамошними стражами, рассеялись и скрылись в подземные ходы. Между тем римляне заняли стены, водрузили свои знамена на башнях и при ликующих рукоплесканиях запели победную песню. Конец войны оказался для них гораздо легче, чем можно было ожидать по ее началу. Им самим казалось невероятным, что последней стеной овладели они без кровопролития, и они сами недоумевали, что не нашли здесь ожидаемого противника. Тогда они устремились с обнаженными мечами по улицам, убивая беспощадно все попадавшееся им на пути и сжигая дома вместе с бежавшими туда людьми. Они грабили много; но часто, вторгаясь в дома за добычей, они находили там целые семейства мертвецов и крыши, полные умерших от голода, и так были устрашены этим видом, что выходили оттуда с пустыми руками. Однако искреннее сожаление, которое они питали к погибшим, не простиралось на живых: всех, попадавшихся им в руки, они умерщвляли, запруживая трупами узкие улицы и так наводняя город кровью, что иные загоревшиеся дома были потушены этою кровью. С наступлением вечера резня прекратилась, огонь же продолжал свирепствовать и ночью. В восьмой день месяца гарпея солнце взошло над дымившимися развалинами Иерусалима. За время осады город перенес столько тяжких бед, что если бы он от начала своего основания вкушал столько же счастья, то был бы поистине достоин зависти. Но ничем он не заслужил столько несчастья, как тем лишь, что воспитал такое поколение, которое его ниспровергло.

1. Когда Тит вступил в город, он дивился его могучим укреплениям, в особенности же тем трем башням, которые тираны в своем безумии покинули. Рассматривая вышину массивного сооружения, чудовищную величину каждого камня и тщательность сочленения их, он воскликнул: «Мы боролись покровительствуемые Богом; только Он мог оттолкнуть иудеев от таких крепостей, ибо что значили бы человеческие руки или машины против таких башен?» В этом роде он еще долго беседовал со своими друзьями. Пленников, брошенных тиранами в крепости, он выпустил на свободу; остальную часть города он разрушил, стены срыл, но те башни он оставил нетронутыми, в память покровительствовавшего ему счастья, которое предало в его руки и непобедимое.

2. Так как солдаты устали уже от резни, а между тем появлялись еще огромные массы иудеев, то Тит отдал приказ убивать только вооруженных и сопротивляющихся, всех же других брать в плен живыми. Но вопреки приказу, солдаты убивали еще стариков и слабых; только молодых, крепких и способных к труду они загнали на храмовую гору и заперли их в женском притворе. Надсмотрщиком над ними Тит назначил своего вольноотпущенника, а другу своему Фронтону он поручил решить участь каждого из них по заслугам. Последний (Фронтон) казнил мятежников и разбойников, выдававших друг друга, и выделил самых высоких и красивейших юношей для триумфа. Из оставшейся массы Тит отправил тех, которые были старше семнадцати лет, в египетские рудники, а бóльшую часть раздарил провинциям[1263], где они нашли свою смерть в театрах, кто от меча, кто от хищных зверей; не достигшие же семнадцатилетнего возраста были проданы. В те дни, когда Фронтон решал участь пленников, 11 000 умерло от голода: одни вследствие того, что стражники из ненависти не давали им есть, а другие потому, что сами отказывались от предложенной им пищи. Независимо от этого, прямо не хватало хлеба для такой массы людей.