Дальше запись прервалась, Никита протянул руку и нажал на кнопку.

— Она там мне фотоальбом показывала, грамоты Ларисы… Словом, ничего интересного. Бутылочку она выкушала почти в одно рыло, а потом у нее язык развязался еще больше. Не любила она доченьку, сильно не любила… Слушай…

Голос в динамике стал другим. В интонациях проскальзывала пьяная истерика, язык женщины заплетался, периодически уводя повествование в сторону, и если бы не жесткие рамки, в которые загонял собеседницу Никита, вряд ли я смогла бы что-то разобрать.

— …А потом у нас по соседству Маринка Велючинская поселилась. Откуда взялась — никто не знал… Вон тот дом… Ага, с красными воротами, что завалился почти. Он и тогда почти такой же был, бабка там жила глухая, слепая, Соня… Вот Маринка ей кем-то приходилась, не то племянницей, не то внучкой двоюродной. Из-за этой сучки все и случилось тогда…

— Что случилось?

Бульканье и звон стекла друг о друга. Выдох и довольное кряканье.

— Вторая бутылка, — пояснил Никита. Голос что-то пробубнил. Звякнула не то ложка, не то вилка. Снова зажурчала наливаемая в сосуд жидкость.

— Ларка с Маринкой сильно сдружились, хоть я и говорила — не водись ты с этой цыганщиной…

— Цыганщиной?

— Ну да. У Маринки отец вроде бы цыган был. Она сама из себя такая чернявая, глазищи в пол-лица, волосы до пояса… И ходила всегда в юбках до полу, чтобы в брюках или там в коротком чем-то — никогда… Лариса здесь работала, в прокуратуре… И я ведь, дура старая, не замечала сперва ничего такого. Ну, дружат девки, ну ночует там Ларка, а Маринка у нас — чего такого? А однажды я с посева вернулась раньше времени… Мне же от государства двадцать пять гектар начислено было как передовику… Сейчас грамоты покажу…

— Не нужно, я верю… Так вернулись вы с поля — и что?

— Как — не нужно? Нет, я покажу… А что вы спросили?

— Вы вернулись с посева — и? Что увидели?

Что-то снова звякнуло, а потом женщина потихонечку заплакала тоненьким голосом. Я поежилась.

— Ой, да за что мне такая беда? Я ж на нее, сучку окаянную, всю жизнь положила, а она… Да разве ж я знала, что мне на старости лет такое увидеть придется? Да кабы я подумать такое могла, я б ее еще в колыбели удушила…. Муж, покойник, не дожил, слава богу, не узнал позора такого…

Запись снова прервалась. Никита залпом допил остывший чай.

— В общем, она полчаса плакала, жаловалась на жизнь, непутевую дочь, и потом призналась, что застукала Ларису с Мариной, когда те трахались. Мамаша хоть женщина деревенская, но не совсем темная, сразу поняла, почему доченька до сих пор в девках ходит, и почему Лариса с Мариной так сдружились. Марину из дома выгнали и велели больше на глаза не показываться, но Земельцева продолжала с ней встречаться, но уже на ее территории. А потом случилось вот это…

— …Почту у нас ограбили, — тягучим голосом продолжила женщина. Это прозвучало как "огра-а-а-абили-и-и". — В день, когда пенсию привезли. Кассиршу убили, прямо в кассе застрелили из обреза. Милиция тогда шерстила всех, и быстро нашла грабителей. А Маринка соучастницей оказалась. Снюхалась с цыганом одним, он тут мелькал то и дело, все на мотоциклах гонял. Деньги у Маринки в избушке и нашли… ты вот, закуси, сынок… Ларка это дело и вела. Как же она тогда убивалась, орала как резанная, в припадках билась. Она же все Маринку вытащить хотела, как свидетельницу провести, и наверняка смогла бы. Только Маринка велела и полюбовника своего вытащить.

— И что?

— Что? А… ну да… полюбовника. Это цыган был. Он тут все ездил, ездил…

— Вы говорили. Лариса не согласилась его из тюрьмы вытаскивать?

— Кого? Ах, цыгана этого?… Нет… Пришла она как-то черная вся, губы дергаются…"Мама, у нас водка есть?" — говорит. Я налила… Кстати… а, да, да… вот чуть-чуть… хорош… Маринка сказала, что цыгана любит, а если Ларка ей не поможет, то она скажет, что Ларка ей про сигнализацию разболтала, и она как соучастница пойдет… Посидела тогда Ларка, поплакала, и к отцу кинулась…

— Как — к отцу? — послышался настороженный голос Никиты. — Он же умер?

В динамике что-то снова звякнуло. Молчание затягивалось.

— Я Ларку от Лешки Архипова родила, — неохотно сказала женщина. — Это он теперь большой человек. А когда мы с ним гуляли, он только школу закончил. В общем, случилась у нас любовь на сеновале, а потом уже он в город уехал. Я когда поняла, что обрюхатил меня Лешка, долго горевать не стала. За мной Игорек Земельцев вьюном ходил, я за него замуж и вышла, и Ларку на него записала.

— Он знал, что она не его дочь?

— Я не говорила. Сказала, что семимесячная она родилась.

— А Архипов?

— Что Архипов?

— Он знал?

— Про что?

В динамике послышался глубокий вздох. Все-таки терпение у Никиты железное. Я бы уже точно орать начала.

— Архипов знал, что она его дочь? И Лариса знала?

— Знала. Я ей после смерти Гоши рассказала. Она долго меня корила, что раньше молчала. Орала даже, что у нее вся жизнь по-другому сложилась бы. "Не сидела бы, говорит, в деревне этой, а большими делами бы занималась". Поехала она, с отцом познакомилась… Только он ее официально так и не признал…сучонок скользкий… Он и по молодости гадом был.

— Он Ларисе помог выпутаться из истории с ограблением?

— Помог. Чего-то он там такое сделал, я уж и не знаю. Но Маринку на десять лет посадили… или на пятнадцать, не помню уже. Лариса к ней ездила, вроде как на следствие. Только, наверное, все равно вытащить ее хотела…

Запись снова прервалась, и Никита убрал диктофон в карман. Я снова согрела чайник, приготовила бутербродов и уселась, закутавшись в старую мамину шаль. На улице было прохладно, хорошо хоть дождь не шел.

— В общем, больше ничего интересного она не сказала, а через полчаса вообще забыла, кто я такой и зачем приехал, — с деланным равнодушием сказал Никита. — Тетка зашибает сильно. Дома свинарник. И на дочку сильно обижена, за то, что бросила, да за позор.

— Думаешь, в деревне знали, что Лариса — лесбиянка?

— Это же деревня, Юль. Там все всё знают. Елена Сергеевна мне, в общем, прямо сказала — Лариса ее перед соседями опозорила, людям было стыдно в глаза смотреть. Причем, это было сказано в таком контексте, что я понял однозначно — соседи знали.

— Значит, прокурор Архипов — ее отец, — медленно произнесла я. — Ну, теперь, собственно все понятно. И как она в городе оказалась на неслабой должности "важняка", обладая, скажем так, не самыми блестящими способностями, и почему он ее прикрывал все это время, и почему она Миронову грозилась.

— И еще понятно, почему она на тебя так запала, — хмуро продолжил Никита. — Ты, видать, на ее любовь похожа. Вот крыша то и уехала.

— Тебе ее не жаль?