— Вот ты где!

Я волчком повернулся вокруг своей оси — и увидел Адельму, стоящую в нескольких ярдах от меня. В руках она держала горящий факел, и в причудливом золотисто-оранжевом свете огня ее лицо казалось призрачным. Она тяжело дышала.

— О, Хендрик, — прошептала Адельма. — Я искала тебя повсюду!

— Что? Что случилось?

— Со всеми происходит что-то ужасное! Ты знаешь, в чем дело?

— Нет. Мы выберемся из этого кошмара, Адельма. Вместе.

— Это невозможно! Выхода нет!

— Я люблю тебя.

Она подняла пылающий факел высоко в воздух.

— Любишь ли? — Адельма пристально вглядывалась в мое лицо, как будто искала доказательств противоположного.

— Ты знаешь, что да.

— Я больше ничего не знаю. Хендрик… мой отец…

— Где он? — спросил я.

— Я отведу тебя к нему. Пожалуйста, надо торопиться!

— Адельма, подожди…

— Держись прямо за мной. Некоторые солдаты занялись разбоем, они насилуют и убивают.

— Я защищу тебя! — заявил я, пытаясь сдержать нервную дрожь в голосе.

— Я беспокоюсь о тебе.

— Обо мне? Но почему?

— Если мне не изменяет память, не так давно ты щеголял в женской юбке. Ради Бога, пойдем же!

Она развернулась и, пошатываясь, двинулась в ночь.

На краю города стоял маленький полуразрушенный коттедж, окруженный сломанным деревянным забором. Сад зарос могучими сорняками и ежевикой. Следуя совету Адельмы, я шел за ней по пятам. Мы пробирались по темным улицам, осторожно перешагивали через тела, иногда поскальзывались в лужах крови, уклонялись от встреч с одинокими, орущими во всю глотку солдатами и, наконец, целые и невредимые, добрались до заброшенных полей, граничащих с городской свалкой. Узкая, извилистая тропинка привела нас сюда, в это покинутое место, где, по словам Адельмы, прятался граф Вильгельм. Мы медленно подошли к дому, и девушка открыла старую дубовую дверь. Петли душераздирающе завизжали. Адельма бросила горящий факел в кусты.

— Папа? Ты здесь?

— Да, — ответил слабый, хриплый голос.

Мы вместе вошли внутрь. Дверь за нами захлопнулась.

— Почему нет света? — спросил я. — Я ничего не вижу.

— Он не хочет, чтобы ты видел, — прошептала Адельма. — Ведь так, папа?

— Да…

Послышалось приглушенное рыдание.

— В чем дело, граф?

— Я стал старым. Старым!

Неожиданно в комнате вспыхнул свет — и я задохнулся. Граф Вильгельм сидел в кресле у дальней стены. Обхватив колени руками, он прижимал их к груди. Его лицо было сморщенным и дряблым, из носа и ушей торчали пучки грубых седых волос. Тонкая струйка слюны стекала из уголка рта и капала на провисшие, морщинистые складки кожи, бывшие когда-то двойным подбородком.

— Посмотри на меня, Хендрик! — прохрипел граф. — Что произошло?

— Он говорит, что не знает, — тихо ответила Адельма. — Наверное, никто не знает.

Она начала всхлипывать.

— Со мной этого еще не случилось, — сквозь слезы бормотала девушка. — Но, не сомневаюсь, случится. И я тоже стану старой! Будешь ли ты тогда любить меня, Хендрик? Будешь ли желать меня, когда мои налитые груди сморщатся и усохнут? Когда моя упругая щель превратится в вялую, дряблую дыру?

— Этого не случится, Адельма. Я обещаю.

— Моя страсть по-прежнему пылает, Хендрик. Но я высохну и сгнию, как все остальные, и ты с отвращением бросишь меня.

— Никогда!

— Разве такое возможно?

— Потому что я люблю тебя, Адельма.

— И что из того?

— Все. Я скоро объясню тебе.

— О, Хендрик, что теперь со мной будет?

— Мне не меньше девяноста, — раздраженно вмешался граф Вильгельм. — А профессор Бэнгс уже наверняка умер или сошел с ума после крушения этой Unus Mundus, как-ее-там. Миссис Кудль определенно мертва, ведь она появилась в замке Флюхштайн еще при моем отце. И кто теперь будет готовить нам обеды? Вот что я хочу знать! Может, мы и превратились в сушеные ископаемые, но есть-то нам по-прежнему надо!

— Хватит про миссис Кудль! — вскричал я, ужаленный словами графа.

— Что же нам делать? — спросила Адельма.

— Я скажу тебе, что. Выбираться отсюда. Бросим все это.

— А что с папой?

— О, забудьте обо мне, — пробормотал граф Вильгельм.

— Придется вернуться за вами, — сказал я. Он печально покачал морщинистой головой.

— Нет, слишком поздно. Увези отсюда Адельму, мой мальчик. Спаси ее.

Я ожидал, что Адельма, охваченная шоком и, быть может, горем, будет возражать. Однако она заговорила живым, деловым тоном:

— Значит, решено. Хендрик, ты слышал, что сказал папа. Уходим немедленно.

— Вы уверены? — обратился я к графу.

— Совершенно, — несчастно ответил он.

— Ты простишь, если я не поцелую тебя на прощание?.. — осведомилась Адельма.

Граф Вильгельм медленно кивнул:

— Учитывая мое состояние, это было бы просто омерзительно. Я понимаю. Ради Бога, Хендрик, идите!

В последний раз оглянувшись на графа, мы вышли из комнаты и скользнули в ночь. Я слышал треск одиночных выстрелов, иногда далекий, полный ужаса крик, но поблизости никого видно не было. Выйдя из сада на улицу, я беспокойно посмотрел по сторонам. Мы шли как можно быстрее и как можно спокойнее.

— А где Малкович и доктор Фрейд? — прошептала Адельма, озвучив мысль, уже давно вертевшуюся на задворках моего сознания. Я не мог даже вспомнить, когда в последний раз видел их. Потом вспомнил.

Я подрался с гнусным Малковичем, пытавшимся совокупиться с Адельмой; правда, наверное, сейчас не самый подходящий момент, чтобы напоминать ей. Присутствовал ли при этом доктор Фрейд? Несомненно, да, он долго колотил меня своей прогулочной тростью, злобное животное. Но когда я проснулся ото сна с Труди Меннен в сон с древним мудрецом, а потом, соответственно, из этого сна — в ночь бунта и ископаемого графа, ни Малкович, ни доктор Фрейд больше не показывались. Я не сомневался, что покинутый мной после нападения профессора Бэнгса замок Флюхштайн был пуст. Так куда же они делись?

Размышляя обо всем этом, я внезапно обнаружил, что остановился и, не шевелясь, втягиваю носом морозный ночной воздух.

— Адельма! Что это?.. Что?

Что я уловил, помимо запахов порохового дыма и страха? Нечто кислое и горячее, словно расплавленный металл? Со странным привкусом несвежего печева… нечто, что щипало глаза…