Я бежала к машине, когда меня окликнули. Лешик стоял на углу дома и рассматривал меня с таким пристальным вниманием, словно видел впервые в жизни.

– Ева, это ты? – В голосе его слышалось удивление пополам с восхищением. Это он мною восхищается, что ли?

– Я. – Я приветственно взмахнула сумочкой, кокетливо притопнув обутой в изящный сапожок ногой. – А ты что здесь делаешь, Лешик?

– Ты какая-то не такая. – Вместо ответа он подошел поближе и уставился на меня не мигая.

– Я такая, Лешик, просто немножко усовершенствованная.

– Тебе идет.

– Что именно?

– Все тебе идет. Ты изменилась сильно за последнее время.

– Ну, побывал бы ты в моей шкуре, тоже изменился бы. – Я нетерпеливо посмотрела на часы. – Леш, мне некогда сейчас, тороплюсь.

– А я специально шел, чтобы с тобой поговорить, – Лешик широко улыбнулся, – но если ты торопишься, то, может, отложим?

– Давай. – Из припаркованного на дорожке «мерса» вышел Козырев, помахал мне рукой. – До вечера, хорошо?

Лешик перевел взгляд с меня на Вовку, и, как мне показалось, нехотя кивнул.

– До вечера, Ева. Буду ждать. – В голосе его слышалось что-то такое странное: не то разочарование, не то злость. Ну да недосуг мне сейчас разбираться в нюансах, у меня своих забот полон рот.

Затылком чувствуя пристальный взгляд Лешика, я поспешила к машине и напоролась на не менее пристальный взгляд Вовки.

– А это еще что за хлыщ? – спросил он, включая зажигание.

– Это не хлыщ, а мой друг детства.

– Ева, я твой друг детства, – напомнил Вовка.

– Ты мой друг детства, а он ее, – сказала я, понизив голос. – Поговорить со мной хотел.

– А ты что?

– Я сказала, что вечером поговорим. Я ж занята сейчас, правильно?

– Угу. – Вовка кивнул, не глядя в мою сторону, и спросил уже совсем другим, деловым тоном: – Ну что, не передумала?

– Нет, – я покачала головой, – а ты дорогу знаешь?

Вовка, казалось, знал все на свете. На подступах к интернату он закурил сигарету и спросил:

– Уже решила, как будешь действовать?

– Нет. – Я пожала плечами. – Наверное, придется импровизировать. Скажу, что на больничном после травмы, про амнезию наплету. Попрошу о встрече с мальчиком.

– Про амнезию – это лишнее. – Вовка нахмурился. – Откуда ж тебе с амнезией знать про мальчика?

– А я скажу, что у меня частичные провалы памяти, кое-что помню, а что-то забыла напрочь. Так ведь тоже случается, как думаешь?

– Не знаю, но другого выхода у нас, похоже, нет.

– А ты со мной пойдешь? – спросила я.

– Думаю, лучше, если ты будешь одна, чтобы не возникло лишних вопросов. Ну, иди, Ева-королева! Удачи тебе!

* * *

Ночь не сплю. Никогда еще в моей жизни не было такой длинной, такой черной ночи. Жду, когда она закончится, и боюсь наступающего дня. Днем непременно приедет Андрей Сергеевич...

Не стану спускаться к обеду, притворюсь больной. Страшно мне. А ну как Лизи скажет, что не делала князю никаких подарков.

И не спускаюсь. Нынче в доме про меня все забыли, даже Стэфа пропала, не зашла, как водится, с утренней чашкой чаю.

Стук в дверь громкий, торопливый. Открываю с тяжким сердцем – на пороге Настена, смотрит удивленно, глаза большие и круглые, как пятаки.

– Софья Николаевна, там к вам... – Кто ко мне, не говорит, испуганно машет руками. Да что ж это за наказание такое?! – Там к вам пожаловали... Князь Поддубский.

– Ко мне? – От испуга дышать становится тяжело и перед глазами все плывет. Видать, рассказала Лизи князю правду...

– Вот и я поначалу удивилась, – Настена нетерпеливо приплясывает на пороге, – спрашиваю: «Мне Елизавету Григорьевну позвать?», а он сердито так: «Не Елизавету Григорьевну, а Софью Николаевну!» А у самого-то лицо такое серьезное. Похоже, гневается на что-то Андрей Сергеевич!

Гневается. Я даже знаю на что. На мое самоуправство детское. Может, не выходить, сказаться больною?

Не успеваю. Дверь распахивается, точно от ураганного порыва, бьет Настену пониже спины. Служанка испуганно взвизгивает и отпрыгивает в сторону, освобождая дорогу князю Поддубскому.

– Прочь пошла! – Князь смотрит не на Настену, а на меня. И я не сразу понимаю, кому велено пойти прочь.

– Ухожу, – Настена обиженно фыркает, пятясь к двери. – Пошто драться-то? Софья Николаевна, – во взгляде, на меня направленном, страх пополам со жгучим любопытством. – Вы кликните меня, коли что.

Дверь захлопывается, и мы остаемся с князем наедине. Конец, мне бежать некуда, князь, кажется, занимает собою всю мою немалую комнату, и дверь закрыта.

– Что вам угодно? – Из последних сил стараюсь не выдать голосом своего страха. – Вы, верно, ошиблись покоями, Андрей Сергеевич.

– Ошибся. – Шаг в мою сторону, внимательный и какой-то жадный взгляд. – Только не покоями. Соня... Софья Николаевна, я таким дураком был! – А дыхание частое, сбивчивое. – На меня точно морок навели, все виделось как в кривом зеркале. А вчера вот посмотрел на вас и понял, что жизнь свою зазря проживаю. Не с той, понимаете?

Не понимаю. Нет, не так! Понимаю, но боюсь поверить своему счастью. Разве ж может быть, чтобы так быстро, за одну только ночь все переменилось?

– Андрей Сергеевич...

– Нет, молчите, умоляю! – Еще один осторожный шаг, теперь вижу, как лоб князя блестит от капелек пота. Жарко. Да, мне тоже жарко и дышать с каждым мгновением тяжелее. – Прощения молю! – Он падает на колени у моих ног. Я испуганно вскрикиваю. – Соня... Софья Николаевна, позвольте, я сегодня же с вашим батюшкой объяснюсь и с Лизи... с Лизаветой Григорьевной.

– Зачем? – А Настена, наверное, не ушла, стоит под дверью, подслушивает. Потом всем расскажет.

– И то верно... сначала с вами. – А в волосах у него седые нити, как это раньше не разглядела? Да и откуда ж могла разглядеть, коли близко так я с ним никогда не была! И в комнате никого, окромя нас. Стыдно... – Софья Николаевна, сможете ли вы меня когда-нибудь простить и перемениться ко мне хоть самую малость? Я многого не прошу, только дозволения видеть вас, слышать ваш голос. Это помешательство какое-то! – Он проводит рукой по волосам и нервно теребит ворот рубахи.

Смотрю сверху вниз, вижу: на загорелой шее не та цепочка, что я дарила. А может, та, но изменившаяся. Будто паук только начал ткать тончайшую золотую паутину... Значит, не обманула Стэфа. Есть она – призрачная паутина...