С того дня, с санкции суда, в отношении Накаидзе был задействован весь арсенал оперативных и технических средств, имевшихся в распоряжении ФСБ. Ведущую роль в изобличении шпиона и получении неопровержимых доказательств его враждебной деятельности контрразведчики в своих планах отводили Правдину. Их предложение принять участие в операции он принял без колебаний. Свое решение Павел подтвердил и на личной встрече с руководителями управления безопасности СКВО. Заручившись согласием Правдина, военные контрразведчики сосредоточились на решении другой не менее сложной задачи — его информационном обеспечении. И здесь они не имели права на ошибку. Дезинформационные материалы, которыми через Накаидзе предполагалось снабжать грузинские спецслужбы, с одной стороны, не должны были вызывать у них сомнений, а с другой — не раскрывать истинных мобилизационных планов командования округа.

8 условиях цейтнота времени Андрей Поэтин и старший оперуполномоченный по особо важным делам подполковник Сергей Волков вынуждены были сутками пропадать на службе. В глубочайшей тайне от окружающих, они с помощью надежных офицеров штаба СКВО занимались подготовкой такого рода «секретных» документов и одновременно на ходу учили Правдина непростому мастерству разведки.

А Накаидзе не хотел ждать и постоянно теребил Павла вопросами: «Ты согласен? Когда? Где?» Эта настырность и неугомонность шпиона допекли контрразведчиков, и, чтобы как-то умерить его пыл, они посчитали, что наилучшим выходом из положения может стать курс лечения в госпитале. Накаидзе, щепетильно относившийся к своему здоровью, уже после первого упоминания врача о подозрительных симптомах тут же согласился пройти обследование и подлечиться.

9 июня 2008 года он занял место в палате 1602-го окружного военного клинического госпиталя и пролежал в ней до 22 июня. Но и на больничной койке шпион не угомонился. Он продолжал подслушивать разговоры соседей, исподволь подталкивал их к разглашению сведений служебного характера, а потом тайком, с соблюдением условностей, ранее оговоренных с Гией, докладывал ему по сотовому телефону. В частности, шпион сообщил сведения о структуре госпиталя, установочные и характеризующие данные на ряд должностных лиц, а также о перемещениях в период с 17 по 28 июня 2008 года личного состава и техники медицинских подразделений в пределах Северо-Кавказского региона.

К тому времени Павел успел психологически и морально подготовиться к выполнению задания, а в распоряжении Поэтина и Волкова имелся отработанный до деталей пакет дезинформационных материалов. Руководители управления, взвесив все «за и «против», посчитали, что настало время переходить к следующему этапу операции — внедрению в спецслужбы Грузии. Теперь решающее слово принадлежало Правдину. 29 июня он связался по телефону с Накаидзе и дал понять, что готов обсудить его предложения. Тот торжествовал победу — наконец, перед ним открылся прямой путь к важнейшим секретам, и, чтобы не ударить в грязь лицом перед кандидатом в шпионскую сеть грузинской спецслужбы, назначил встречу не в тесной каптерке среди метелок и лопат, а в престижном кафе «Кинто».

Отменная грузинская кухня, хорошее вино и обстановка, в которой Накаидзе чувствовал себя хозяином жизни, а не забитым старшиной, которого по делу и не по делу могли послать куда подальше все кому не лень, по его замыслу должны были произвести нужное впечатление на Правдина. Прием сработал. Павел, войдя в кафе, застыл на пороге. Он с трудом узнал в вальяжном, одетом по последнему писку моды, батальонного старшину. А тот довольный произведенным эффектом продолжал и дальше пускать пыль в глаза. Демонстрируя перед ним изыски грузинской кухни и «щедрость» ее спецслужбы, Накаидзе не забывал подливать в бокал. Правдин не стал его разочаровывать и, выполняя задание контрразведчиков, принялся трясти шпионский кошелек. Бедняге официанту пришлось челноком сновать между столом и кухней, чтобы утолить разгулявшийся аппетит Павла.

Накаидзе, скрипя зубами, мысленно подсчитывал свои убытки. А Правдин, нахваливая блюда, продолжал поглощать их с удивительной скоростью. В конце концов, терпение у шпиона иссякло, он решил прервать этот пир молодого желудка и перевести беседу на интересующую его тему. Павел не спешил развивать ее, а решил поиграть у него на нервах и одновременно снять возможные подозрения о своей связи с ФСБ. Сначала он напомнил Накаидзе о том, что за подобные дела — шпионаж могут впаять такой срок, что мало не покажется. Тот парировал тем, что за все время службы не помнит, чтобы кого-то посадили. И здесь Правдин нанес укол в самое болезненное место — ударил по самолюбию Накаидзе, выразил сомнение в том, что старшина, владеющий подержанной «семеркой», ну ни как не может быть крутым разведчиком, у которого карманы набиты деньгами.

Этот нехитрый прием сработал. Накаидзе завелся с полуоборота. На что собственно рассчитывали Поэтин с Волковым, когда вместе с Павлом в ролях проигрывали эту сцену. Таким образом, они надеялись вытащить из шпиона информацию о том, кто является его куратором и где скрывается. Задетый за живое, Накаидзе заявил: «Если не веришь, то сейчас будешь говорить с сами шефом!» Правдин не стал отказываться. Шпион тут же связался с Гией и предложил: «Теперь сам можешь прояснить с ним все вопросы».

В телефоне зазвучал голос, в котором хорошо угадывался характерный акцент. Собеседник представился Гией и в дальнейшем разговоре, прибегая к условностям, подтвердил все то, что Накаидзе говорил Павлу раньше, пообещал солидное вознаграждение, а потом предложил сотрудничество. Павел, придерживаясь линии поведения, отработанной на встречах с Поэтиным и Волковым, уклонился от прямого ответа и принялся донимать вопросами о размере «свой услуги». Гия, не называя конкретной цифры, заверил: «Оно будет несоизмеримо с тем, что ты сейчас получаешь». А Павел продолжал гнуть свою линию, надеясь, как можно больше получить информации о сотруднике грузинской разведке. Ссылаясь на серьезные для себя последствия в случае принятия такого решения, он высказал пожелание обсудить детали «работы» при личной встрече. Это предложение не нашло поддержки у Гии и тем более у Накаидзе. Он, немало потративший своих кровных на несговорчивого кандидата в агенты, буквально взвился и принялся уговаривать Павла принять предложение немедленно. Тот заупрямился и в очередной раз пообещал подумать. Шпиону и его куратору ничего другого не оставалось, как смириться и ждать ответа.

Взяв паузу, контрразведчики рассчитывали за это время выйти на неведомого Гию и одновременно оперативно проработать связи Накаидзе среди военнослужащих батальона на предмет наличия среди них других лиц, возможно, сотрудничающих с грузинской спецслужбой. Но Накаидзе не хотел ждать и не давал прохода Павлу, при каждом удобном случае напоминал ему о телефонном разговоре с Гией и торопил с ответом. Правдин, не отрицая в принципе возможности подзаработать на этой теме, продолжал настаивать на личной встрече с сотрудником грузинской спецслужбы. Его настойчивость дала результат. Накаидзе пообещал организовать ее.

К тому времени контрразведчики уже располагали подробной информаций — кто скрывается за кличкой Гия. Им оказался кадровый сотрудник специальной службы внешней разведки Грузии, специализирующийся на вербовке российских военнослужащих из числа грузин. Одной из последних его жертв стал подполковник М. Хачидзе, находившийся в активной оперативной разработке управления. Теперь, когда у Поэтина, Волкова и руководства УФСБ РФ СКВО появилась полная ясность, с кем они имеют дело, а Правдин в профессиональном и психологическом плане был готов сойтись лицом к лицу с опытным и коварным противником, пришло время для активных действий. Но в их оперативный замысел вмешалась война в Южной Осетии.