Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Окружайте его, — вполголоса сказал Сандокан.
Они уже готовы были разделиться, когда мелодичный голос, хорошо им знакомый, произнес:
— Добрый вечер, господин! Сирдар послал меня к вам.
Сурама, прекрасная баядера, неожиданно появилась среди зарослей, держа в руке кинжал, которым она прокладывала себе дорогу в чаще. Она была в живописном костюме храмовых танцовщиц, с легким корсажем, вышитым серебром и украшенным цейлонским жемчугом.
Все бросились ей навстречу.
— Дорогая моя, — воскликнул Янес с живейшим волнением, — я боялся, что ты погибла.
— Как видите, белый господин, я еще жива, — улыбаясь, ответила Сурама. — Хотя поначалу мне тоже казалось, что туги хотят принести меня в жертву своему божеству.
— Кто тебя послал? — спросил Тремаль-Найк.
— Сирдар, я вам уже сказала. Он поручил мне предупредить вас, что сегодня ближе к полуночи состоится церемония приношения крови перед статуей Кали.
— Кто будет ее наливать? — с тревогой спросил бенгалец.
— Маленькая Дева пагоды.
— Негодяи! Ты видела мою дочь?
— Ее не видит никто, кроме священников и Суйод-хана.
— Что еще сказал Сирдар?
— Что это будет последнее приношение крови, поскольку туги решили рассеяться и присоединиться к восставшим в Дели и Лакхнау.
— Восстание разгорелось? — спросил де Люссак.
— Да, господин. Я слышала, что полки сипаев расстреливают своих офицеров, что в Канпуре и Лакхнау вырезали все английские семьи. Вся Северная Индия в огне.
— И Суйод-хан собирается присоединиться к восставшим?
— Здесь они не чувствуют больше себя в безопасности. Они уже знают, что вы идете на Раймангал.
— Он знает, что мы уже здесь? — спросил Сандокан.
— Туги этого не знают; шпионы потеряли ваш след. Сирдар мне сказал об этом.
— Почему он сам не пришел сюда? — спросил Тремаль-Найк.
— Чтобы не покидать Суйод-хана: тот может внезапно скрыться. Сирдар последует за ним, если главарь тугов сбежит.
— Ты останешься с нами? — спросил Янес.
— Нет, белый господин, — ответила Сурама. — Для вашей же пользы мне лучше оставаться у тугов до их отъезда.
— Если раньше мы не утопим их в их пещерах, — сказал Сандокан.
— Прощай, белый господин, мы скоро снова увидимся, — сказала прекрасная танцовщица, нежно пожимая руку Янесу.
— Береги себя, — сказал он с тревогой. — Когда мы нападем на логово тугов, беги из подземелий. При первом ружейном выстреле скрывайся в пагоде.
— Хорошо, господин.
— Пещеры больше не соединяются со стволом священного баньяна! — спросил Тремаль-Найк.
— Нет, эта галерея закрыта. Вам придется напасть из галереи, которая начинается в пагоде. До свидания, господин.
И, улыбнувшись всем, она снова исчезла в зарослях бамбука.
— Девять часов, — сказал Сандокан, когда они остались одни. — Займемся приготовлениями.
— Мы пойдем все? — спросил де Люссак.
— Нас не будет слишком много, — ответил Сандокан. — А что ты, Тремаль-Найк, посоветуешь нам делать, ведь ты знаешь пагоду.
— Притаимся в чаще, которая окружает пруд, — ответил бенгалец. — Потом спустимся в пагоду и ударим на них первыми. Захватив Дарму, мы спустимся в подземелья и покончим с Суйод-ханом.
— Да, я не вернусь в Момпрачем без шкуры Тигра Индии, — сказал Сандокан. — Я уже это говорил.
Они поспешно вернулись в лагерь и сняли часовых с восточной протоки, чтобы иметь в своем распоряжении как можно больше людей.
В одиннадцать часов Сандокан, Янес, де Люссак, Тремаль-Найк и четверо малайцев, самых сильных и храбрых, бесшумно покинули лагерь, следуя за Дармой. Все они были вооружены карабинами, пистолетами и парангами, а также снабжены веревками, чтобы забраться на купол пагоды. Основной отряд, состоящий из малайцев и даяков, под командованием Самбильонга, должен был последовать за ними через четверть часа. Матросы, вооруженные карабинами и парангами, несли с собой лампы и факелы. Кроме того, приготовлено было несколько взрывных устройств, которые могли пригодиться в подземных лабиринтах.
Тремаль-Найк и Каммамури, знавшие остров, как свои пять пальцев, вели каждый отряд, соблюдая всяческую осторожность. Однако все было тихо, и чуткий Пунти, их верный пес, не выказывал никакого беспокойства.
Джунгли казались пустынными; только вой голодных шакалов прерывал ночное безмолвие, царившее среди этих темных густых зарослей.
Оставалось еще полчаса до полуночи, когда отряд достиг берега пруда. На противоположном берегу, посреди площадки, большая часть которой была занята старым баньяном, образовавшим множество стволов, возвышалась пагода тугов. Это было огромное сооружение, которое заканчивалось колоссальным куполом. Его стены, украшенные головами слонов и божеств, соединялись между собой поперечными карнизами, что давало возможность взобраться на купол.
Ни на берегу, ни на площадке не было видно ни души. Окна пагоды тоже были темны — явный признак того, что церемония еще не началась.
— Мы пришли вовремя, — сказал Тремаль-Найк, которым понемногу овладевало возбуждение.
— Странно, что туги не поставили часовых вокруг пагоды, зная, что мы кружим по лагуне, — заметил Сандокан, настороженно осматриваясь.
— И мне эта тишина кажется подозрительной, — сказал Янес. — А как тебе, Тремаль-Найк?
— Мне тоже, — ответил бенгалец.
— Тигрица неспокойна, — сказал француз. — Посмотрите на нее.
В самом деле, Дарма, которая до этого спокойно шла впереди, остановилась перед зарослями высокого бамбука, которые протянулись до самой пагоды. Она навострила уши, нервно махала хвостом, била им себя по бокам и с тихим рычанием нюхала воздух.
— Да, — сказал Тремаль-Найк. — Дарма почуяла врага. Там прячется какой-нибудь туг.
— Что бы ни случилось, не стреляйте, — сказал Сандокан. — Нам нужно взять его тихо.
— Да, Сандокан, — ответил бенгалец. — Я пойду вперед с Дармой. Если там кто-то есть, Дарма когтями покончит с ним.
— Но там могут быть двое.
— Вы пойдете следом, на коротком расстоянии.
Он подозвал тигрицу, погладил ее по спине и коротко приказал:
— За мной, Дарма.
Затем перекинул карабин через плечо, взял паранг в правую руку и молча вступил в заросли бамбука, наклонившись и тихо раздвигая растения. Дарма неслышно кралась следом за ним.
Из чащи не доносилось ни одного звука, однако Тремаль-Найк инстинктом чувствовал, что кто-то там прячется. Пройдя шагов пятьдесят, он оказался на тропинке, которая вела к пагоде.