боится брать нашу садака. Каждый раз как будто в первый раз. Надо уговаривать. Он хороший мальчик, всегда с уважением ко всем. Очень скромный.

– Хорошо, – подытожил я.

К чаю никто из нас толком не притронулся. Разговор получился тяжелым, и, прощаясь с Абдурахманом, я не испытывал облегчения. Стало еще мрачнее и тяжелее, хотя сам по себе Абдурахман оказался частью того хорошего, что было связано с этим селом. Добрый, отзывчивый, с непростым характером (как, видимо, все в этих местах), но мудрый, с мягким сердцем, щедрый, прощающий. Я всегда удивлялся, когда слышал о таких хороших родителях и об их плохих детях, и никогда не мог понять, почему в некоторых случаях яблоко падает так далеко от яблони.

«Не он», – первое, что я сказал себе, когда услышал, как закрываются за моей спиной ворота первого подозреваемого. «Точно не он». Конечно, никогда нельзя быть на сто процентов уверенным… Если следовать законам детективного жанра, то прямо сейчас он мог спускаться в подвал, чтобы продолжить мучить очередную жертву, подвешенную на веревке к потолку. Теоретически возможно все, но мне хотелось верить, что я хоть что-то понимаю в людях. И если понимаю, то это не он.

Я сел в машину. Меня ждал второй в списке подозреваемых, и после разговора с Абдурахманом я понимал, что это абсолютно бесперспективное дело. Но опять-таки… законы детективного жанра.

В конце села меня ожидала развилка. Поверни я налево, и метров через сто уткнулся бы во владения Хабиба. Издалека я видел, что там горит одно-единственное окно. Наверняка дом охраняла пара замерзших полицейских, и сейчас они строили теории относительно этого преступления. Повернув направо, я мог поехать по нечищеной дороге тоже вверх, но там я домов, по крайней мере отсюда, не видел. Сначала я решил доехать до вершины холма, но метров через двадцать передумал. Если бы машина застряла, то пришлось бы наделать шума, а привлекать к себе внимание я не хотел. Поэтому я припарковался возле последнего дома, завернув за сарай, и пошел, пытаясь не сбиваться с дороги, скрытой под толстым слоем снега. В этом снегу я заметил почти заметенные уже следы машины. Вероятно, полиция успела побывать и тут. В этот момент мне захотелось бросить все и повернуть назад.

«Зачем я это делаю? Зачем иду туда? Полиция там была, ничего не нашла. Все говорит о том, что я просто не должен тратить на это свое время. Зачем мне нужен молчаливый дедушка и его больной сын? Лучше вернуться в машину, согреться и продумать дальнейший план действий».

Я уже почти остановился и лишь силой воли заставил себя зацепиться взглядом за точку на вершине холма, куда надо было дойти из принципа, затем, чтобы не разворачиваться просто так. В конце концов, можно было просто полюбоваться видом. И я пошел. Шаг за шагом, представляя, на что сейчас похожи мои мокрые носки, мечтая о том, как вернусь в Махачкалу, сварю кофе в турке, поставлю обе ноги на горячую батарею, включу на ноуте второй сезон «Во все тяжкие» и буду просто кайфовать. Да… Вот это была мечта.

Я добрался до намеченного места и внизу, метрах в пятидесяти, не так далеко от уступа под моими ногами, увидел огороженную территорию и дом в центре. Не то чтобы картина была как из фильмов ужасов, но вид открывался странный. Забор был сделан из всякого хлама: тут и доски, и ветки, и металлические ржавые листы абсолютно разных форм, и пластиковые трубы, и все это связано то ли веревкой, то ли проволокой. Территория, не считая дома и одного-единственного старого дерева, была пустой. Дом издалека казался покрашенным в черный или просто был построен из какого-то темного дерева.

«Уходи, Арсен. Тебе это надо? Там же нет ничего. Вообще ничего. Ну забор, ну дом… Типичная берлога отшельника. Сделай селфи для воспоминаний, выложи в сеть, и все».

Я пошел в сторону забора. Мне было страшно, но в голову опять лезла эта картинка с очередной жертвой, которую может спасти только главный герой. Я точно решил, что пора завязывать с ужастиками. Если они настолько вклиниваются в реальную жизнь, то лучше перестать их смотреть. Всегда любил ужастики и всегда визжал, как маленькая девочка, если из-за угла выпрыгивал какой-нибудь чувак в маске и с топором.

Подойдя ближе, я заметил старую калитку, которая, по всей видимости, когда-то была зеленого цвета, но теперь об этом говорили лишь ошметки краски по углам. Замка никакого не было, лишь жалкий крючок, сделанный из ржавого гвоздя. Я приподнял его и потянул калитку на себя. Со скрипом та поддалась, и вот уже я официально нарушил неприкосновенность частной собственности. Повезло мне жить в Дагестане, а не в каком-нибудь Техасе, где местный житель имел полное право выстрелить за это в меня из дробовика.

«Вот тебе, блядь, и главный герой! Хотел же? Бери – не хочу!»

Приближаясь к дому, я чувствовал под ногами не только снег, но и кочки. Если тут и была протоптанная дорожка, то я точно шел не по ней и после третьей попытки устоять на ногах, используя весь свой внутренний потенциал (который тренер по кунг-фу в конце девяностых пытался во мне, семилетнем, раскрыть; тренер оказался жуликом; я это понял, когда после месяца тренировок так и не смог поймать ни одной мухи рукой, а его арестовали за создание банды и разбойное нападение), упал-таки в снег. Поднялся, выругался и решил, что самое время выкрикнуть что-нибудь, чтобы находящиеся внутри люди поняли, что у них нежданный гость, и не абы какой, а столичный. И самое время подготовить для меня соответствующего уровня прием. Хотя бы чай. С другой стороны, если отец и сын прямо сейчас заняты своими темными делами, то лучше бы аккуратно заглянуть в окошко, увидеть мясо, кишки и быстренько удалиться восвояси.

– Салам алейкум? – сказал я не очень уверенно и, услышав свое позорное приветствие, почти сразу повторил громче: – Ассаламу алейкум!

Никто признаков жизни не подал. Я пригляделся к дому… Если бы я не знал точно, что здесь кто-то живет, то решил бы, что он заброшен. Дом был похож на большую хижину в несколько комнат, и черным он был из-за прогнившего темно-коричневого дерева. Я поднялся на крыльцо и постучал в дверь, которая от моих стуков зашаталась. Постучал еще