Дорис: Послушай, милая, у нас нет монетки и нам неоткуда ее взять. Поверь мне, я ничего не могу сделать.

Зельда: Я верю. Тогда, Этьен, дай мне, пожалуйста, сигарету.

Этьен стоит, ему мешает пальто. Дорис достает из кармана пачку сигарет и протягивает Зельде.

Дорис: Держи.

Зельда (вежливо, с улыбкой): Нет, спасибо. Я хотела бы те, что курит Этьен.

Дорис: Но это те же самые, абсолютно те же. Его просто подлиннее, и все.

Зельда (с сожалением, но твердо): Мне больше нравятся длинные.

Этьен передает пальто Дорис, достает из кармана пачку сигарет и протягивает Зельде. Та зажигает сигарету. Пока она прикуривает, Дорис делает попытку накинуть пальто ей на плечи, но Зельда резким движением сбрасывает его. Зельда снова садится на скамью. Пальто лежит на земле между Этьеном и Дорис, которые смотрят друг на друга. В конце концов Этьен поднимает пальто и резкими движениями отряхивает с него пыль, пытаясь успокоиться.

Дорис (ставя ногу на скамейку и стоя прямо напротив Зельды): Ты собираешься сидеть здесь до ночи?

Зельда (улыбаясь): Ну что ты, нет, конечно. Нет, вам же станет скучно, тем более без монеток. (Смеется.)

Этьен (вымученно улыбаясь в ответ): Ладно. Ну тогда пойдем.

Они с Дорис делают несколько шагов влево, но Зельда не двигается с места, а лишь включает транзистор погромче. Дорис в бешенстве широкими шагами возвращается к скамейке.

Дорис: Сейчас же пойдем, Зельда. Хватит! Мы не намерены терпеть твои капризы. Ты не в Брабане, а мы — не сиделки. Мы гуляем; ты сама захотела пойти сюда со своим мужем и лучшей подругой. На полпути тебе вздумалось остановиться и дождаться нас, чтобы вместе спуститься обратно. Хорошо. Вот мы вернулись и теперь спускаемся, потому что мы замерзли. И хотим есть.

Этьен (тихо): Дорис, не нервничай так. Зельда просто хочет докурить сигарету. Она, вероятно, расстроилась из-за этой трубы, из-за того, что не смогла ею воспользоваться. Это естественно. Я тоже расстроился бы, если бы у меня вот так заклинило.

Дорис: Тебя это расстроило бы, если бы ты жаждал увидеть гору… как там ее… крупным планом и исток Драка. Только тебе на все это наплевать, и Зельде тоже. Зельде чихать на этот вид — и вблизи и издали, просто…

Этьен (отчетливо): Просто — что?

Дорис: Я хочу сказать, что этот вид никому не нужен. Мы пошли сюда, потому что утром в холле гостиницы Зельде попался на глаза этот буклет. Точно так же она могла подхватить там ресторанное меню или железнодорожное расписание. Конечно, погода прекрасная, мы отлично прогулялись, да и Зельде полезно было пройтись. Все отлично, но давайте на этом и остановимся. Не будем разыгрывать тут комедий для единственной зрительницы, которая к тому же в них не верит. Давайте вести себя нормально. Зельда выздоровела… Мне кажется, Шарвен ясно выразился на этот счет: она здорова. То, что мы наблюдаем, это не болезнь, а капризы. Или я не права, Зельда? Отвечай, я не права?

Зельда (зевая): Да нет, ты права. Просто мне хотелось посмотреть на это очаровательное шале-кафе на склоне, о котором говорил Этьен. Я не успела его разглядеть. И если бы у меня был франк…

Дорис (кричит): Нету! Нет у меня франка! Есть пятифранковые монеты, есть купюры по сто франков, есть дорожные чеки, доллары, а вот швейцарских франков — ни одного!

Зельда (рассеянно): Жаль.

Они молча, не двигаясь, смотрят друг на друга.

Этьен (быстро): Хорошо. Дорис, и правда становится холодно. Спускайся-ка ты одна, а я подожду Зельду и спущусь вместе с ней немного позже. Думаю, так будет проще, правда?

Дорис (с каменным лицом): Нет, это как раз не проще, дорогой.

Они все втроем усаживаются на скамейку. Зельда, улыбаясь, слушает музыку, двое других — с мрачным видом. С колокольни доносится один удар колокола.

Зельда: Это, должно быть, четверть или половина седьмого. Как вы думаете, сколько времени мы проговорили? На эти часы нельзя положиться. Этьен говорит, что они окончательно спятили. Странно, в Брабане они шли нормально. Можно подумать, что швейцарцы действуют на людей лучше, чем на часы; а мне всегда казалось, что наоборот. Помнишь, Дорис, что сказал о Швейцарии Орсон Уэллс в «Третьем человеке»? Ты тогда еще захохотала как сумасшедшая, громко-громко, а за тобой весь зал…

Дорис (холодно): Нет. Я смотрела «Третьего человека» в Нью-Йорке и вовсе не «хохотала как сумасшедшая». Разве что улыбнулась.

Этьен: На самом деле это я «хохотал как сумасшедший» в Париже; и ты тоже, дорогая.

Зельда: Да?.. Надо же… Я, должно быть, снова вас перепутала. Хотя это ведь старый фильм? И это было еще до… до моих каникул. (Показывает рукой на свою голову.)

Дорис: Может быть, твои каникулы уже тогда начались, милая, только никто об этом не знал.

Зельда (радостно): Нет-нет! Нет! Профессор Шарвен сказал совершенно точно. У меня было не в порядке с головой с апреля семьдесят пятого по май семьдесят восьмого, и все. Ровно три года и один месяц. Психиатры выражаются очень ясно, когда говорят обо всех этих неясных вещах. Им так, наверное, легче, бедняжкам. Хотя все мужчины любят даты, числа, круглые цифры; а вот женщины — наоборот…

Дорис: Ну знаешь, я хоть и женщина, но не питаю никакой страсти к разным туманностям, фантазиям, отклонениям…

Зельда: Говоря о женщинах, я не имела в виду тебя, Дорис. Не сердись. Ой, смотрите, кто это?..

Входит мужчина, по виду — буржуа, солидный, руки в карманах.

Мсье? (Встает.) У вас, случайно, нет одного франка? Не могли бы вы мне его дать?

Мужчина: Франк? Зачем он вам?

Зельда: Чтобы включить вот эту штуку. (Трясет подзорной трубой.) Без монетки она не работает.

Мужчина (смеясь и шаря по карманам): Что ж, франк найдется, коль скоро это не на выпивку…

Этьен (сухо): Послушайте, любезный, вас, кажется, нормально спросили.

Мужчина (с удивлением и раздражением): Вы считаете, это нормально: в таком виде, как у вас, выпрашивать у прохожих франки?

Этьен (извиняющимся тоном): Послушайте, моей жене очень хочется разглядеть поближе эту вершину, а у нас не оказалось мелочи. Если у вас есть пять монеток по одному франку, это нас устроило бы наилучшим образом.

Мужчина: Ну ладно, тогда другое дело! Хотя мне все равно, франк так франк, главное — тон, понимаете? Весь вопрос в тоне.

Зельда: Мой муж никогда не умел выбрать нужный тон для разговора с незнакомыми людьми; впрочем, и с остальными тоже. Он даже со мной не умеет разговаривать — никак не может выбрать нужный тон, а ведь он знает меня много лет.