Генерал не стал почему-то перебивать молодого возвышенного капитана вопросом о том, откуда такая свежесть впечатлений. Он молчал, но жилы на его висках бились, как барабанная дробь. Александр Дмитриевич Крикун четко помнил основные моменты биографий своих подчиненных. Капитан Суслов — сын известного профессора математики. В школьные годы в качестве поощрения за первые места на многочисленных математических олимпиадах различных уровней он был премирован отцом совместными поездками в Европу. Однако наступил момент оборвать эту романтику:

— Ты мне не об архитектуре и скульптуре, а о науке что-нибудь можешь доложить?

Капитан хоть и сопротивлялся в душе — мол, и архитектура, и скульптура — те же науки, а золотое сечение проявляется как в пропорциях тела человека, так и в телах красивых животных, но уже давно приученный годами службы к порядку, стал докладывать по существу:

— Феномен золотого сечения открыт учеными во многих областях знаний: математике, физике, биологии, биохимии и других науках. Так, учеными установлено, что критические уровни в развитии биологических систем (зачатие, рождение, половая зрелость) находящихся на соседних уровнях, характеризуются числом еⁿ = 15,15. С точки зрения преобразований качественной симметрии, здесь имеет место «золотое сечение». Число φ — также связано с числом 137, которое выводится из фундаментальных констант природы — заряда электрона, постоянной Планка и скорости света. Безразмерное число 137 связано, по сути, с целостностью мироздания, поскольку является отношением фундаментальных констант.

«Целостность мироздания, целостность мироздания, целостность мироздания…» — громким эхом чесалось в сознании Александра Дмитриевича. Но аналитический ум и жизненный скептицизм возвращали его к обыденности бытия: «И чего это меня — боевого генерала, потянуло в эти чащи-дебри какой-то целостности мироздания? Кто бы мне объяснил?»

* * *

В последнее время я просто физически стал ощущать свое бремя ответственности. Мои успехи в занятиях с Семеновичем были неоспоримыми. Но, с другой стороны, я понимал, что определяющим образом ко мне здесь проявили интерес вовсе не по причине крайней необходимости расширения штата ценным сотрудником. Возможно, осознание этого и закрепощало меня и не давало возможности на достижение желаемого результата. Я пробовал пробудить в себе железную решимость, но как раз железа и не хватало. Владик. То, к чему так трудно прийти руководству, мгновенно почувствовало сердце друга.

— Вот твой новый старый «офис»! — уверенным жестом он открыл дверь подрихтованного евроремонтом кабинета, в котором мы молодыми специалистами начинали свой трудовой путь. Его улыбка появилась и исчезла, словно глоток коньяка.

Да, именно Владик своей дружественной душой почувствовал путь к тому, чтобы я поскорее вспомнил вожделенные формулы. Надо было поместить меня в то помещение, где я их постигал. Благо, что супермаркетом был занят только первый этаж дома нашего НПО. Другие этажи были реконструированы новым владельцем и сдавались в аренду под офисы.

— Понимаешь, ты сейчас вроде как «беременный» своим полускоростным вихрем, а роды наиболее удачно принимать в гармонии с самой природой, — пошутил Владик.

Я замер и стоял неподвижно, как желоб, прибитый к дому. Следует отметить, что это действительно настроило меня на то, что все будет хорошо. Это только казалось, что я был лентяем и зевакой. В действительности же я был пчелиным ульем с жужжанием догадок, идей, желаний и неожиданных соображений. Через пару дней Владик пришел в мой собственный кабинет с гостем — профессором, специалистом в какой-то там хирургии:

— Вот, знакомьтесь: Геннадий Васильевич, заведующий отделом сердечно-сосудистой хирургии военно-медицинского института.

— Очень приятно, Анисимов.

— И мне приятно, — Геннадий Васильевич был сама любезность.

— Он также интересуется проблемой полускоростного вихря. Наш Андрей Владимирович — исследователь именно в этой сфере.

— Очень, очень приятно! — профессор, искренне улыбаясь, кажется, и не думал отпускать мою руку.

«Ох уж этот научный народ! Как только увидят кого-то, кто понимает, чем они занимаются, полностью теряют контроль над собой и становятся наивными и доверчивыми, как дети. Еще и от всей души лопочут о сокровенном».

— Я вам кратко расскажу, как мы пришли к той же самой проблеме полускоростного вихря. Дело в том, что мы по-новому взглянули на анатомию, и, соответственно, физиологию сердца. Еще гениальный флорентинец Леонардо да Винчи отметил, что сердце — спиральная мышца, но для чего она, не понял.

Я был само внимание. Владик тоже, казалось, слушал.

— Мы же выяснили, что сердечная мышца — это, практически, лента, которая сжимается по подобию винта. Понимаете, это подобно тому, что мокрое белье мы отжимаем, когда выкручиваем, а не сжимаем. Вот так и сердце — мышца сжимается последовательно. При этом орган меняет свою форму — скручивается и вытягивается. Мудрый механизм создала Природа!

Кстати, тот же Леонардо заметил, что сердце сформировано по принципу золотого сечения. Мы занялись изучением гидродинамических и электрофизиологических параметров работы сердца на основании принципа золотого сечения, как наиболее стабильной системы. Именно изучая гидродинамику, столкнулись с тем, что при определенных отклонениях в работе сердечно-сосудистой системы, мы имеем дело с вибрациями в «гидродинамической системе». Мы сняли эти параметры исследовательским путем, и увидели значительное сходство с аэродинамикой — с вибрациями типа полускоростного вихря. Вот некоторые наработки по этому вопросу, — Геннадий Васильевич доверительно передал мне смятую общую тетрадь, считая меня понимающим его человеком.

* * *

С каждым днем нашего общения, Семенович казался мне все моложе. Возможно, я взрослел или становился мудрее. А может богател добротой и знаниями. Я уже не реагировал на его магический одинокий зуб, да и собственно воспринимал я сейчас Семеновича, то как старого приятеля, то как уважаемого Учителя.

— Я ценю твой неутомимый юмор, но у меня просьба. Не называй нас больше военными магами, — Семенович то ли обращался с просьбой, то ли наставлял меня.

«С чего бы это он?» — на миг повеял вопрос, но поскольку я привык все, что говорил Семенович, воспринимать на веру, то никак не отреагировал.

— Магией невозможно просто так заниматься, как скажем, например, «любовью», потому что это «такое состояние души», а не человеческий способ выживания.

Я молча кивнул головой, чтобы не быть уже совсем статуей.

— Главное, что отделяет магию от почему-то иногда отождествленных с ней умений — колдовства, гадания и прочего, — это то, что она не направлена в этот мир, и то, что превращаясь в мага, ты уже перестаешь быть обычным человеком. Тряются множество человеческих качеств, которые делают человека Человеком.

Здесь я не удержался.

— Семенович, к чему это вы? У меня сейчас такое впечатление, что вы теперь как господин профессор, который читает последнюю лекцию перед экзаменами.