Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не чувствовала ног. Не верилось, что все это происходит на самом деле, а не в одном из моих кошмаров.
Не знаю все-таки, остались ли бы мы живыми, если бы из автомобиля не раздался громкий, радостный крик Лихачева:
– Братва! Здесь спирт! Ей-богу, чистый спирт!
Командир, мгновенно повернувшись к шоферу, недоверчиво крикнул:
– Что ты там врешь-то? Какой спирт?
– Ей-богу, спирт! У этих буржуев нашел. Глядите – вот!
Действительно, в руках шофера появились две плотно укупоренных и перевязанных жестяных банки.
Перед таким зрелищем бандиты не могли устоять! Винтовки, угрожающе направленные в нашу сторону, мигом опустились, а командир с удивительной для его солидности быстротой бросился к автомобилю.
– Вот это да! – весело просипел худой парень, только что требовавший нашего скорейшего расстрела. – Идем! А буржуи эти покеда пущай подождут. Им на тот свет, поди, не к спеху.
Очевидно, чистый спирт был редким лакомством для этих пьяниц, ибо бандиты ликующей толпой направились в духан.
Командир любовно прижимал банки обеими руками к своей широкой груди и торжествующе шел впереди, покрыв драгоценную ношу, как щитом, своей рыжей бородой.
Он уже подошел к порогу дома, но внезапно обернулся к Лихачеву:
– А что это они бензином пахнут?
– Да у меня в машине, почитай, все бензином пахнет. На то и автомобиль! – хладнокровно ответил тот, и успокоенный командир исчез в дверях.
Его банда последовала за ним.
Последний из вооруженных людей на секунду заколебался и со злобой оглянул нас. «Сторожи тут их, буржуев недорезанных, а они там пока все вылакают! – ясно читалось на его лице. – Разве эти сукины дети обо мне подумают?»
– Эй, Юхман, – решительно крикнул он какому-то татарчонку, слонявшемуся поодаль. – Побудь тута коло арестованных, а я моментом! – И он тоже нырнул в двери.
Все это произошло так неожиданно, что мы, ошеломленные, остались стоять на месте как истуканы.
Едва слышный свист вывел меня из оцепенения. Лихачев уже сидел за рулем и выразительно показывал на сиденье автомобиля. Я мгновенно сообразила, в чем дело, схватила за руки родителей и потащила их к машине.
– Кыз, кыз[43], куда? – в страхе затараторил татарчонок. – Нилза, нилза!
Додонов ударил его так, что он, бедняга, несколько раз перевернулся от удара. Мы мигом вскочили в уже гудящую машину и через несколько секунд мчались вниз по скалистой дороге.
Где-то сзади раздались неясные крики и звуки выстрелов. Пуля, отскочив от скалы, жужжа, рикошетом пронеслась над нашими головами.
Но было поздно.
Мы спаслись!
Примерно через четверть часа бешеной езды, нет, скачки по узкой каменистой дороге автомобиль остановился. Лихачев медленно вышел из машины и, подняв капот, досадливо сморщился, видя, как от мотора валит пар.
Солнце клонилось к закату.
– Фу, черт! – облегченно вздохнул Додонов. – Ну и дела! Словно из печки выскочили!..
– Боже мой, – простонала Зинаида. – Все мои драгоценности! Браслеты, кольца… Разбойники! Теперь же я нищая! Что я буду делать?
– Хорошо еще, что голову на плечах унесли! – воскликнул отец. – Ведь верно, девочки мои?
Мы с мамой только молча кивали и слабо улыбались, не в силах и слово сказать.
– Сильно вас обобрали? – сочувственно спросил отец у Додонова.
К моему удивлению, тот бодро улыбнулся:
– Эх, что деньги? Тьфу, и больше ничего! Головы спасли, а это самое важное. А если голова сидит на плечах, так разве в карманах когда-нибудь бывает пусто?
Лицо Лихачева оживилось одобрительно-насмешливой улыбкой. Он взглянул на меня исподлобья, но тотчас быстро отвел глаза, приняв прежний невозмутимый вид. Захлопнул капот и вернулся на свое место в автомобиле.
– Ну, господа, вот кого нам нужно благодарить! – воскликнул отец. – Если бы не его смекалка, лежать бы нам всем теперь у скалы.
– Вы герой, герой! – истерично воскликнула Зинаида.
– Да, Лихачев, вы нас спасли! – дружелюбно усмехнулся Додонов, крепко пожимая ему руку. – Здорово это у вас вышло! Откуда только вы им спирт выкопали?
– Спирт? Какой спирт? – рассеянно спросил Лихачев, прислушиваясь к рокоту мотора.
– Да тот, в банках!
– Эва! Откуда там спирт? Там простой бензин был! – спокойно ответил он, лукаво улыбнувшись.
Не скоро утих общий хохот!
Дальше мы ехали без всяких приключений и поздним вечером добрались-таки до Ялты.
* * *
Белый, с черепичной крышей и зелеными ставнями домик, доставшийся отцу в наследство и ставший теперь нашим жильем, оказался одноэтажным трехкомнатным строеньицем с небольшой террасой. Он располагался в глубине уютного дворика. Айва, черешня, слива, груша, яблоня, несколько розовых кустов и клумба – таков был маленький садик за невысоким забором и естественной изгородью из кустов самшита. На тихой Крестовой улице было много именно таких домиков, а в конце ее находилось Аутское кладбище с богадельней, закрытой большевиками и не восстановленной, так же как и Лесниковское убежище для восстановления здоровья монахинь и детей. С кладбища до нас иногда доносились далекие звуки похоронных оркестров или молебственных хоров, но, в общем, это соседство нас не слишком тревожило и даже, как ни странно, приводило наши смятенные нервы в состояние примирения с судьбой. «Все проходит, и мучения, и радости, вечен только покой, и каждой минутой этого земного покоя надо дорожить!» – вот какие мысли навевала близость кладбища.
Обстановка в доме оказалась куда беднее, чем та, которую мы обнаружили в Одессе, а главное, здесь все имело вид заброшенности. Соседи, присматривавшие за домом, отзывались о прежней хозяйке довольно пренебрежительно, потому что она держала дом на запоре (ключ хранился у них) и не велела ни под каким видом пускать туда курортников, хотя в сезон, который начинался в пасхальные дни и постепенно разворачивался, достигая пика в конце августа – сентябре, в Ялту во множестве приезжала богатая московская и петербургская публика – вдохнуть южного тепла после длинной русской зимы. В это время недостаток жилья в Ялте при огромном спросе создавал небывалый ажиотаж. Цены на гостиничные номера, квартиры и меблированные комнаты, а также на продукты питания, и без того более высокие, чем в остальной России, взлетали многократно, создавая Ялте сомнительную славу самого дорогого курорта. Так что всякий, кто не зарабатывал на приезжих, считался просто ненормальным. Но соседи были чем-то обязаны сестре отца, поэтому не считали возможным нарушить ее приказ и самовольно открыть дом для курортников.