Шурочка думала, что на именинах у Федосьи Ивановны все было проще, сумбурнее, грубее, но в то же время сердечнее. Там веселились искренно, а здесь терпели. Да, да, именно терпели. Казалось, что граф нарочно хотел поставить местное дворянство в неловкое положение. И никто не посмел пренебречь его приглашением. Она с трудом дождалась конца застолья. Объявили начало спектакля, и гости поспешили из-за стола.

В летнем павильоне итальянские актеры разыгрывали пьесу, в которой, как и ожидалось, никто ничего не понял. Тем не менее все хлопали и кричали «Браво!». Жена губернатора беспрестанно повторяла: «Шарман! Шарман!» Граф улыбался. Никто не посмел сказать, что праздник не удался. Все понимали только, что они ничего не поняли, но это и не их ума дело. Грядут перемены, и хозяин этого имения один из тех людей, что стоят у руля и ветрил. А ветер перемен дует свыше. Корабль государства Российского, скрипя и кренясь, но взял-таки верный курс. Вдали замаячили паруса либеральных свобод. Уездному дворянству дали понять, что мир меняется, и им придется это принять. А кто не примет, тот останется не у дел.

По окончании спектакля молодежь заметно приободрилась. Дожидаясь танцев и завершения всех приготовлений к крупной карточной игре, гости вели неспешные беседы, собираясь группками вокруг какой-нибудь значительной персоны.

Семейство Иванцовых объединилось вокруг Владимира Лежечева, с которым тут же попытался примириться Василий Игнатьевич. Сюда же подошел Соболинский и увлек беседой Долли, которая мгновенно преобразилась и расцвела. Шурочка делала вид, что ей это безразлично, прислушиваясь больше к разговору Лежечева с отцом. И вдруг к ним подошел сам хозяин дома, граф Ланин!

– Господа, угодно ли вам будет в ожидании танцев осмотреть мой дом? – предложил он.

– Но удобно ли? – растерялась Евдокия Павловна. – Чем мы обязаны такому вниманию, ваше сиятельство, я право… – она смешалась и не договорила.

– Я испытываю симпатию именно к вашему семейству, Евдокия Павловна, а господин Соболинский и господин Лежечев, я надеюсь, составят нам компанию?

Оба слегка поклонились, выражая свое согласие, и граф широким жестом пригласил всех следовать за собой. Остальные гости были предоставлены сами себе, но развлечений хватало. С наступлением темноты парк стал еще прекраснее, словно бы его коснулась волшебная палочка, а из дельфина по ее мановению вместо воды забило шампанское, приведя публику, особенно дам, в немыслимый восторг. Шурочка подумала, что фонтан граф придумал нарочно, чтобы отвлечь на время внимание гостей от своей персоны и от семейства Иванцовых. Она с трепетом шла по дому, который и так уже неплохо знала.

Первым делом хозяин показал перестроенную галерею, затем левое крыло, где был кабинет. На стенах висели портреты его предков, некоторых граф представил, при этом следовавший за ними лакей высоко поднимал канделябр. Евдокия Павловна сдержанно вздыхала, а Соболинский хмурился. Повсюду была роскошь, которой в этих местах еще не видали.

– И наконец, мой кабинет, – кивнул граф на распахнутую дверь. Их словно бы здесь ждали. – Вы любите редкости, Евдокия Павловна?

– Ах, граф, я право… У меня и так уже нет слов!

– Мне кажется, что вы, как женщина, сможете оценить мои драгоценности. И вы, мсье Соболинский. У меня есть одна весьма занимательная вещица.

Шурочка вздрогнула. Зачем он это делает? Все вошли в кабинет. Граф нажал на пружину, дверца книжного шкафа отъехала в сторону. Взорам гостей предстал сейф. Шурочка поймала жадный взгляд Сержа, направленный внутрь сейфа.

– Свечей сюда! Побольше свечей!!! – крикнул граф. – Здесь мало огня!

В кабинет тут же вошли слуги. Вскоре здесь стало светло как днем. Граф достал из сейфа малахитовую шкатулку, а из нее обитый бархатом футляр.

– Так значит, он все-таки существует? – не удержался Соболинский.

Граф посмотрел на него довольно странно и спросил:

– Вы разве слышали про «сто солнц»?

– Граф, я всегда думал, что это всего лишь красивая легенда, – сдержанно поклонился ему Серж. – Но если я могу на это взглянуть…

– Сделайте одолжение.

Граф открыл футляр. На черном бархате лежала огромная сверкающая капля. Невольно все ахнули.

– Какой огромный алмаз! – не удержалась Евдокия Павловна.

– Неужели он настоящий? – спросила глупышка Долли.

– Какова же его цена? – простонал Василий Игнатьевич.

– До сих пор она измерялась потоками крови, – усмехнулся граф Ланин. – Но может быть, кому-то удастся обратить их в деньги?

В кабинете стало неестественно тихо. Все, как зачарованные, смотрели на огромный алмаз. А тот словно затаился. На людей, находящихся в комнате, смотрел гигантский глаз. Это был глаз неба, прозрачный как слеза, не моргающий, алчный. Казалось, он ищет свою очередную жертву.

– Остальные мои драгоценности не столь впечатляют, – прервал молчание граф. – Вы довольны, господа? Не правда ли, я вас развлек? Тогда, с вашего позволения, мы вернемся к другим гостям. Нас ждут танцы и фейерверк.

Он закрыл футляр и небрежно положил его в сейф. Туда же отправилась и шкатулка с драгоценностями.

– Как же так, граф? – не выдержала Евдокия Павловна. – Здесь нет охраны? И сейф не заперт?

– Замок сломался, – равнодушно сказал граф Ланин. – Да и кого мне опасаться? Мои слуги вне подозрений. Не хотите же вы сказать, что алмаз могут украсть мои гости?

– Помилуй вас Господь, граф! – испугалась Евдокия Павловна. – Но мне кажется, вы поступаете неосмотрительно. Это же такое искушение!

– Но вы ведь никому не скажете. А вам я доверяю, – улыбнулся граф и первым вышел из кабинета.

Вслед за ним потянулись и гости. Шурочка невольно отметила, что дверь осталась не заперта. Граф Ланин продолжал их искушать и делал это намеренно.

В зале, где все ожидали танцев, Шурочке поначалу показалось темно. Она все еще была под впечатлением недавней сцены: море свечей, гигантская сверкающая капля на черном бархате, вытянувшиеся лица ее сестер и, разумеется, маменьки. Мужчины были сдержанней, но и их огромный алмаз поразил. Потом Шурочка очнулась и приободрилась. Оркестранты уже настроили свои инструменты, напряжение среди гостей понемногу спадало, и все ждали веселой ночи после церемонного ужина и непонятного спектакля. Да и шампанское помогло. Когда заиграли полонез, гости замерли и в ожидании посмотрели на графа. Он был хозяином празднества и должен был его открывать.

Как и в прошлый раз, граф твердым шагом направился к семейству Иванцовых и, не скрывая почтения, пригласил на танец их младшую дочь Александрин. Евдокия Павловна горделиво вскинула голову. Это был особый знак внимания, это что-нибудь да значило! Сейчас же разобрали и остальных сестер. Такого успеха Василий Игнатьевич не ожидал. На мгновение в мечтах своих он увидел всех своих дочек пристроенными и с трудом удержался от счастливых слез. Или это было шампанское?