– Как вы находите сегодняшний вечер, Александра Васильевна? – спросил граф, легко касаясь ее руки.

– А стоит ли метать бисер перед свиньями, Алексей Николаевич?

– Как вы, однако, откровенны!

– Но нас ведь никто не слышит.

– Что ж, я и в самом деле напрасно потратился. Итальянские актеры, французский повар… Всех этих тонкостей не оценили. Но зато вас я, кажется, развлек?

– Зачем вы показали алмаз?

– Возможно, я хочу наконец от него избавиться.

– Вы могли бы его продать.

– Вы знаете, что нет.

Граф еле заметно пожал ее руку:

– Я должен вам что-то сказать. Не теперь, но это важно. Возможно, завтра.

– Отчего же не сегодня?

– Сегодня я ожидаю. Будет фейерверк. Замечательный фейерверк! Я все еще хочу вас развлечь. И еще я хотел просить у вас вальс, Александра Васильевна.

– Но вы же не танцуете, – растерялась Шурочка.

– Я еще не так стар, как вы полагаете.

– Но что скажут все?

– Да не все ли равно? Уже, кажется, сказали. Так следующий танец мой?

Она кивнула, ища глазами Сержа. Неужели же не удастся покружиться с ним в вальсе? Она так на это надеялась! Но граф, кажется, не намерен ее сегодня оставлять. Это успех, несомненный успех, но что о ней будут говорить? И что скажет Серж? Она ведь обещала вальс ему. Ни слова об этом не было сказано, но разве нужны какие-то слова? Достаточно одного взгляда… Она была взволнованна. Соболинский поймал ее взгляд и еле заметно улыбнулся. Он беседовал с Долли, и та расцветала на глазах.

Когда заиграли вальс, Серж оставил свою собеседницу и направился было к ней, но Шурочка уже закружилась в объятиях хозяина дома. Рассерженный Серж вернулся к Долли и тут же пригласил ее. Они были первыми парами, вошедшими в круг, но тут же в ярко освещенной зале образовалось огромное количество вальсирующих, и они с Сержем потеряли друг друга из виду.

К ее удивлению, вальсировал граф прекрасно. Легко и свободно, хотя и сдержанно. Как много она о нем еще, оказывается, не знала!

– Ах, Алексей Николаевич! Мне удивительно легко с вами танцевать! – не удержалась она. – И как приятно!

– Тогда я попрошу у вас еще и мазурку, Александра Васильевна.

Мазурку! Она растерялась. Такое может позволить себе лишь тот, кто непременно решил добиться любви девушки. Или хотя бы ее расположения. Не собирается же граф просить у отца ее руки? Об этом и речи нет. Но граф ее компрометирует. Все и так говорят, что Шурочка его любовница. Так что же делать, отказать?

– Так вот какова плата за те драгоценности, что вы мне одолжили!

– Разве я прошу так много? Или вы чего-то боитесь?

– Я ничего не боюсь! И я вам обещала. Долги надо платить. Мазурка ваша.

Теперь огромная шпинель в диадеме ее жгла. А рука, скованная браслетом, пылала. Граф оставил ее на какое-то время, и тут же рядом очутился Соболинский. Серж схватил ее за руку и нагнулся к самому уху.

– Сережа, отпусти мою руку, мне больно, – одними губами сказала она.

– Ты что, не видишь, дурочка, что он тобой играет? Один из нас все равно должен умереть. Если ты думаешь, что это из-за тебя… – и Соболинский отпустил ее руку. Граф Ланин уже шел к ним.

– Позвольте, но и следующий танец Александра Васильевна уже обещала мне.

– Не смею этому препятствовать, – насмешливо сказал Серж. Но взгляд у него был недобрый.

Какое счастье, что музыка не может длиться вечно! Она с нетерпением ожидала конца этого кошмара. Не то чтобы ей не нравилось танцевать с графом. Напротив, он и мазурку танцевал легко, хотя и не так, как Серж, то есть не следуя столичной моде. Но у графа все получалось естественно, потому что не он подстраивался под всех, а напротив, все смотрели на него и делали так же. Такой это силы был человек. Но она помнила, что сказал Серж: «Дурочка, он тобою играет». Играет…

– Кажется, мсье Соболинский ревнует? Я рад!

– Алексей Николаевич, я не понимаю, во что вы хотите меня вовлечь?

– Я впервые нахожу в этом человеке проявление хоть какого-нибудь чувства. Могу вас поздравить, Александра Васильевна…

И вновь эти обязательные фигуры, краем глаза она видит, как Лежечев танцует мазурку в паре с Жюли и разговор между ними напряженный. Поистине сегодня все сошли с ума, все взялись выяснять отношения! Что же за день такой? А Серж уже ушел, вероятно, в гостиную, к карточному столу. Мазурку Соболинский сегодня не танцует.

– Вы приехали сюда, в провинцию, из-за него, граф. Я все знаю…

– Вы правы. Я тоже знаю: выбери самую красивую женщину и ищи его подле… Как видите, я не ошибся. Я нашел вас и уже не искал его. Он сам нашелся.

– Значит, вы меня обманули…

– Долг чести, Александра Васильевна, прежде всего. Он скомпрометировал мою дочь, а муж ее тяжело ранен. Теперь это мой долг. Долг отца.

– И вам безразлично, что теперь со мной будет?

– А разве вас это когда-нибудь заботило?

«Когда вы постучите в мою дверь, проклятая всеми, без веры в добро, без веры в людей… Неужели же только это мне остается? Но как же это несправедливо! Несправедливо!»

Шурочка чувствовала, как между Сержем и графом растет напряжение. Внешне все было пристойно: никто ничего не замечал. Да и они друг друга, казалось, не замечали, повода для ссоры никто и не искал. Да и зачем? Все уже случилось там, в Петербурге. Неужели же они будут стреляться? Если бы это было так, зачем устраивать праздник, зачем показывать алмаз и зачем, в конце концов, ухаживать за ней, оказывая все эти знаки внимания? Граф мог бы вызвать Соболинского на дуэль тут же, по приезде в имение. Но этого не случилось. Шурочка решительно ничего не понимала.

Увидев, что Соболинский ушел в карточный зал, граф Ланин как-то странно улыбнулся. Дотанцевав мазурку, он оставил гостей, дожидавшихся котильона, и направился к карточным столам. Шурочка сделала вид, что у нее страшно разболелась голова, и последовала за ним. Ее искали, но она избавилась от опеки маменьки и решила посмотреть, что же будет дальше? Она хорошо знала дом и теперь, прокравшись с противоположной стороны, из-за портьеры следила за тем, как офицеры столпились вокруг одного из столов. За другими шла спокойная игра в вист, но и там уже прислушивались к тому, что происходит рядом, где играют в азартный штосс. Там говорили громко, порою спорили и с ожесточением кидали на стол деньги и карты.

Когда именно к этому столу подошел граф Ланин, обступившие его офицеры разом замолчали. Граф смотрел на Соболинского, и все также молча расступились. Серж улыбнулся, но Шурочка отметила, что он бледен. Граф взял нераспечатанную колоду карт и по-французски тихо спросил:

– Угодно вам будет против меня понтировать, мсье Соболинский?