Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Объяснить морские успехи рыцарей можно разными факторами. Галеры иоаннитов, будучи гребными судами, не зависели от ветра, были быстры и маневренны. Есть данные, что рыцари применяли знаменитый греческий огонь, горевший даже на воде. Наконец, фактически именно иоаннитам принадлежит честь создания еще в 1522–1524 гг. (когда орден уже лишился Родоса) первого в истории броненосца: они обшили борта своего большого шестипалубного корабля «Святая Анна» свинцовыми плитами и сделали его практически неуязвимым для врага. Две из шести палуб этой карраки были пушечными; всего на судне было 50 больших и множество малых пушек; корабль имел 4 мачты, водоизмещение – 3000 тонн, арсенал амуниции для 100 рыцарей и 500 простых воинов, запас провизии на полгода, хлебопекарню, а также рощицу из кипарисов и цитрусовых деревьев для отдохновения Великого магистра. Корабль строился за границей, в Ницце, поэтому остался в распоряжении ордена, и в мальтийский период его истории считался сильнейшим боевым судном Средиземноморья.
Также следует отметить большую роль, которую сыграл в вышеупомянутом альянсе кипрский король Гуго Четвертый (р. между 1293 и 1296–1359 гг., правил с 1324 г.), который, по большому счету, его и создал, как указывает в своих лекциях, читанных в Оксфорде в 1878 г. профессор Уильям Стаббс (пер. с англ. – Е. С.): «Гуго Четвертый, король Кипра, властитель, оставшийся в истории литературы как король, которому Боккаччо посвятил свою „Генеалогию богов“. Он правил 25 лет, и его заслуга – в создании великого альянса между венецианцами, папой и родосскими рыцарями, которому были обязаны все успехи как его царствования, так и его сына». С. В. Близнюк, современный специалист по истории латинского Кипра, характеризует его следующим образом: «Король Кипра Гуго Четвертый Лузиньян был… одним из самых выдающихся представителей своего рода и весьма незаурядной личностью… Это был прежде всего блестящий дипломат и стратег… мудрый и хладнокровный политик, при котором наполнилась государственная казна… это был… человек всесторонних знаний и интересов, не чуждый новых для его времени гуманистических идей; при его дворе прекрасно чувствовали себя поэты и философы как латинские, так и греческие. Это был политик, которому хватало терпения и выдержки не обольщаться собственными достижениями, но заставить современников восхищаться его королевством…» Победоносно начав в одиночку борьбу с турками, он удостоился похвального послания папы Бенедикта Двенадцатого (на кафедре с 1334 г., ум. в 1342 г.): «Воистину, сын любезнейший, при чтении твоего письма одержанная тобой победа заслуженно доставила нам радость и веселье, а потери – скорбь. Эта славная победа над нечестивыми… была дарована тебе Небом. Воистину, сын дражайший, пока ты унижаешь вышеупомянутых турок, которые порождены, чтобы содействовать смущению и истреблению крови Христовой, ты стоишь не только за одного себя, но и за Того, Кто ради искупления рода человеческого Сам Себя предал Кресту, из чего тебе предпосылается такая надежда и предстает такое упование, что самому тебе, движимому чистыми помыслами, никоим образом сил недостаточно, но для укрепления и направления дела твоего Он тебе от Своего всемогущества необходимую помощь уделит… чтобы против упомянутых неверных врагов и их приспешников, помощников и сообщников… сильнее и крепче десница Господня совершила бы должное через твою доблесть». Но Гуго понимал, что в одиночку ему турок не одолеть – нужен был действенный союз с Венецией и Родосом, который пока был только бюрократической формальностью и существовал лишь на бумаге. Кипрский король писал в ноябре 1341 г.: «Враги не мешкают. Они, используя свою превосходящую мощь, топчут христиан и опустошают христианские острова и места их. И до того довели, что нет никого, кто мог бы сопротивляться своими силами, если только не призвать для поддержки другое средство: Божественную благодать, а также вспомоществование Святой Церкви и правоверных христиан. Лишь таким образом могут спастись местные жители, подавленные и приведенные в беспорядок столь ненавистной дерзостью вероломных турок. А поскольку еще и не такие беды предвидятся, то следует быстро и хорошо подготовиться, ведь потом будет слишком поздно для приготовления лекарства… А так как в течение долгого времени мы предвидели будущий ход дел, то не медлили прилюдно издавать наши возгласы и стоны, дабы все, видя столь явную опасность для Божественной веры, помогли бы, явившись дружно и в большом числе… [Киприоты] готовы ради почтения к Богу и Святой Матери Церкви, а также к нашей святой вере, соединившись с подмогой от других христиан… [обуздать] наглость турок» (эта и предыдущая цитаты приведены по труду С. В. Близнюк «Цена королевских войн на Кипре в XIV–XV вв.»).
Так военный союз с Родосом и Венецией стал реальностью, и усилия короля-отца дали стократный плод в деяниях его сына, упоминаемого Стаббсом: речь идет об одном из самых прославленных королей Кипра, иногда называемом «последним крестоносцем» – Петре Первом Лузиньяне (1328–1369 гг., правил с 1359 г.). На нем нам придется остановиться поподробнее. Для нашего рассказа такое внимание к кипрскому королю неслучайно, поскольку все те чудеса военного характера, которые ему удалось совершить (как увидим далее, взятие турецкой Атталии и египетской Александрии) в свое недолгое, но славное царствование, осуществлены были при прямой поддержке рыцарей-иоаннитов, с которыми он заключил тройственный союз (с участием Венеции) в 1360 г. Стаббс отзывается о Петре не слишком благожелательно (пер. с англ. – Е. С.): «Петр, очевидно располагая некоторыми характеристиками гения, был все же более-менее близок к безумию. Он дал клятву вырезать всех мусульман и для напоминания себе о ее сдержании носил на шее обнаженный меч».
Бернгард Куглер дает ему почти дословно схожую характеристику, изменив несколько лишь момент насчет постоянного ношения на шее обнаженного меча, – согласимся, это, по крайней мере, непрактично, а в отдельных случаях и вовсе затруднительно: «Петр Первый… обладал сильным, гениальным, но в то же время склонным к чистому безумству характером. Он поклялся, с обнаженным мечом у горла, истребить всех магометан».
Впрочем, так ли объективны европейские историки XIX века к королю века XIV? На взгляд автора, сухой ученый менталитет европейских ученых, определенная их предвзятость по отношению к «темному» и «фанатичному» Средневековью искажают образ короля-крестоносца. Для сравнения можно привести отзывы средневекового кипрского историка, можно сказать, почти что младшего современника эпохи