Нора вспомнила, как после ежевечерней прогулки возвращалась с Морисом по дорожке от дома Кавана и в сумерках заставала детей, которые стояли и смотрели, как танцуют под Элвиса подростки. Она так и видела своих робких мальчиков, танцующую Фиону, и Патрицию Триси, и Эдди Брина, и кого-то из Мерфи, и Кэрроллов, и Мэнгенов. С тех пор и прошло-то всего несколько лет, и она бы не поверила, скажи ей кто-нибудь тогда, что сейчас она будет стоять в баре и слушать эту песню, вспоминая былое.

Песня кончилась, и к Норе подошел Том Дарси. Он держал за руку Филлис, лицо у нее пылало.

— Он говорит, вы умеете петь, — сказала Филлис.

— Еще как умеет. Знаю с тех пор, как мы познакомились, — она останавливалась в “Гэллахерс”, а там всегда бывали гулянки.

— Я с тех пор и не пела, — сказала Нора.

— Ой, да ладно, — уперлась Филлис. — Какие вы знаете песни?

— Певицей мама была, — сказала Нора, словно они знали ее мать.

— Нора поет отлично, — заверил Том Дарси. — Или пела тогда.

— Так что же вы знаете? — повторила Филлис.

Нора чуть подумала.

— Пожалуй, “Колыбельную” Брамса.

— По-немецки?

— Привыкла по-немецки, но знаю и по-английски.

Филлис поставила стакан на стойку:

— Тогда давайте сделаем все как следует. Я напишу по-немецки последний куплет, и мы споем на пару. Первый — по-немецки, его спою я, потом вы повторите его же по-английски, а последний мы хором исполним по-английски и по-немецки.

Филлис была откровенно возбуждена.

— А попроще нельзя? — спросила Нора. — Я уже годы не пела. Сразу после замужества и перестала.

— Дайте мне листок бумаги, я напишу немецкий текст. Он правда очень легкий.

В противоположном углу какой-то мужчина неверным голосом тянул “Булавог”[43]. Филлис бешено строчила свободной рукой и заставляла Нору следить за каждым словом; по ходу она напевала под нос и прихлебывала бренди.

Мужчина допел “Булавог”, и Нора заметила, что публика начала ерзать. Пение внесло разнообразие, украсило вечер, но теперь посетителям хотелось выпить спокойно и поболтать. К тому же, как знала Нора, здесь не жаловали показуху и местные считали, что любой, кто выставляется напоказ, достоин глумления или хотя бы мягких насмешек.

Но Филлис была полна решимости. Она выписала куплет по-немецки и явно намеревалась выйти на середину зала. Нора понимала, что в баре достаточно людей, которые узнают ее и удивятся, с чего вдруг она поет в пабе, когда еще и года не минуло со смерти Мориса.

Том хлопнул в ладоши и потребовал тишины, а затем под взглядами Филлис и Норы, ждавших, что их представят, быстро вернулся на свое место, бросив их перед публикой.

Филлис громко объявила, что они с миссис Вебстер собираются спеть дуэтом. Послышался смех. Филлис приосанилась и приняла вид даже более боевой, чем на викторине. Нора порадовалась, что Филлис начнет в одиночку, так как понятия не имела, как подстроиться. Как только Филлис с надрывом затянула немецкий куплет, Норе стало ясно, что голос у нее натренирован либо чересчур хорошо, либо, напротив, недостаточно. Она поняла это по беспощадным лицам вокруг. Местные не выносили никакой показухи, будь то новая машина, новый комбайн или женщина, впервые надевшая брюки. Но скверное пение — писклявое, негодное пение на чужом языке — было и вовсе чем-то особенным. Его будут обсуждать многие годы. Если Филлис не отложилась в памяти Блэкуотера по ходу викторины, то теперь городишко запомнит ее наверняка.

Нора собралась как могла. Кто-то в пабе знает песню, кто-то просто слышал ее, а потому Нора решила спеть свой английский куплет просто, без фокусов. Не срываться на высокое сопрано, но в то же время достаточно громко, чтобы ее слышали.

Как только стало ясно, что Филлис готова передать ей бразды, как будто это было отрепетировано заранее и вписывалось в некую программу вечера, кое-кто из мужчин постарше беспокойно заерзал. Не для того они выбрались в паб. Однако компания в углу, включавшая и несколько женщин, сочла происходящее забавным.

“Баю-бай, спокойной ночи”, — начала Нора и сама удивилась звучности своего голоса.

Она посмотрела в угол: там толкали друг друга и потешались над ней. Она чуть смягчила голос, запела, как поют колыбельные, как пела бы своему ребенку. Если к концу куплета она не перетянет публику на свою сторону, та уже не сумеет сдержаться, когда они с Филлис запоют на два голоса, да еще по-немецки. Она неотрывно смотрела на ораву в углу, компания присмирела, но двое парней все еще смеялись.

В следующем куплете она позволила Филлис вести, попыталась следовать за ней, сперва затянув на равных, а потом осторожно сбавив тон, но бросила это, когда обе сбились на одной злополучной ноте. Филлис затравленно зыркнула на нее, и Нора дала ей самостоятельно допеть последнюю строчку, а сама уставилась в пол, не смея даже глянуть в угол и молясь, чтобы все скорее закончилось.

Последний куплет она знала лучше по-английски. Услышав, как Филлис снижает и темп и голос, Нора ощутила прилив уверенности, придвинулась ближе и на последних двух строчках постаралась слиться с нею, она пела тихо, но сильно, и ее голос перекрыл голос Филлис. Она не осмеливалась посмотреть в угол, но те, кто сидел прямо перед ней, слушали внимательно, почти напряженно.

В аплодисментах было больше облегчения, чем похвалы, и Нора поклялась впредь никогда не делать ничего подобного. Она гневно глянула в угол, где, к восторгу друзей, один из сидевших передразнивал безнадежно сорвавшееся сопрано.

Когда бару пришло время закрываться и были сделаны последние заказы, Филлис настояла на том, чтобы проставить выпивку Тому Дарси, его товарищам и Норе. Том не позволял ей заплатить и дошел до того, что выхватил у нее деньги, но она в конечном счете победила. В ожидании очередного стакана бренди с содовой Филлис маханула тот, что стоял перед Норой. Та усомнилась, что подруге можно садиться за руль. Филлис же явно была не прочь продолжить концерт. Нора твердо решила, что ни в коем случае не даст ей этого сделать.

* * *

В машине, когда они наконец попрощались со всеми, Нора поняла, что Филлис пьяна до той степени, когда человек начинает изображать трезвого. Филлис сосредоточенно развернула автомобиль и поехала, действия ее были вполне четкие, вот только фары она так и не включила. Нора сообщила ей об этом, но тут выяснилось, что Филлис забыла, как их включать. В конце концов вспомнила, и Нора подумала, что если до города поддерживать внимание Филлис беседой, то, может, та и не заснет прямо за рулем.

До перекрестка у Касл-Эллис Филлис раз сто повторила, как ей понравился Том Дарси, какой он джентльмен, и до чего же хорош паб “Этчингем”, и что им с Нэнси не оказали никакого гостеприимства после викторины в Монаджире. Она надеялась, что муж ее, Дик, когда закончится сезон викторин, заедет как-нибудь в субботу в “Этчингем”, и будет здорово, если Нора поедет с ними. Когда она повторила это в третий раз, Нора увидела, что Филлис, не обращая внимания на движение, намеревается пересечь шоссе, ведущее от Гори к Уэксфорду. Она не знала, как заставить Филлис следить за дорогой, как вынудить ее ехать помедленнее.