—Ах, Саймон! — укоризненно покачала головой Клементина. — Сколько тебя помню, ты никогда не умел веселиться сам и не давал другим. Откуда такое стремление портить всем настроение? Смотри на вещи проще. Император, насколько я его знаю, разыгрывает свою многоходовую партию, но он никогда не объявляет о планах заранее. При этом он всегда дает каждому из нас возможность проявить себя. Я, конечно, не утверждаю, что уничтожить последнего Рыцаря Лиги Саламандры будет легко, но и отчаиваться не стоит Он молод и хорош собой, а значит, падок на женщин. Вы ведь знаете, что кровь Рыцаря Саламандры веселит сильнее фералийского. Она не будет такой жидкой, как кровь простых людишек

—Хотелось бы верить, Клементина, — буркнул Саймон. — Делай, как знаешь, а я все-таки напомню Харрикейну, Шарпу и Урсусу о том, что им пора пустить в ход свою силу. Хороший ураган, острый меч и длинные клыки гораздо действеннее твоих любовных сетей. — Он с недовольным видом откланялся.

А Джастин и Клементина продолжили светский разговор о тонкостях обескровливания и его зависимости от веса и темперамента донора. Оба пришли к единому мнению, что во всех отношениях нет ничего лучше молодого сангвиника, у холерика следует пить только легкую алую кровь, а у флегматика темную венозную.

Увлекшись беседой, они не заметили, что золотой трон императора опустел. Пилгрим не ошибся — Морой только делал вид, что веселится. На самом деле император находился под впечатлением дурных вестей, принесенных Нигредо. Свершителю удалось вырваться из рук Стальных сутан, а ведь проще всего было бы убрать его руками Бевериджа, поскольку на шахматной доске будущего Свершитель был самой мощной и не подвластной гирудам фигурой белых.

Император так долго шел бесконечными анфиладами дворца, что звуки музыки и возгласы гостей затихли вдали. Наконец он вошел в нужную залу и остановился перед большим зеркалом в тяжелой золотой раме — единственным в замке Блэккастл. И в нем не появилось отражение Мороя. Когда он коснулся рукой полированной поверхности, по ней зазмеились трещины. Зеркало раскололось на несколько остроконечных фрагментов, которые разъехались в разные стороны и утонули в раме, открыв проход в тайную комнату. Ее стены, пол и потолок тоже были зеркальными. В них многократно отражались огоньки висевших в воздухе на разной высоте черных свечей, а также прямоугольная плащаница из полупрозрачной ткани. Она колыхалась и подрагивала, хотя в зеркальном затворе не могло быть дуновений ветра. На ней была изображена крылатая небожительницав длинном хитоне и белом венчике из роз. Глаза ее были закрыты. Морой встал в позу, поднял руку и с посылом продекламировал:

В зыбком свете черных свеч

Вижу абрис светлых плеч,

Легкий росчерк белых крыл.

Образ сей меня пленил...

При этих словах длинные ресницы Пресвятой Маргариты дрогнули. И это не была иллюзия или следствие колыхания Плата. Дева действительно открыла глаза. В то же мгновение гируд отразился во всех зеркалах. Но это уже был не тот утонченный аристократ, которого минуту назад видели его приближенные. С зеркальных стен, стен, потолка и пола на императора смотрело отвратительное чудовище с несоразмерно вытянутым торсом, тонкими ногами и руками настолько длинными, что почти достигали пола. От Мороя, каким привыкли видеть его подданные, остались только зеленые глаза. Однако и они утонули в глубоких ямах под нависшим над глазницами и одновременно покатым лбом. Голову монстра покрыла жесткая грязно-серая щетина. Изо рта выдвинулись желтые, загнутые внутрь клыки, такие большие, что не позволяли сомкнуться губам. Грудь стала похожей на бочку. Кожа покрылась мерзкими фиолетовыми пятнами, а на спине появился уродливый гребень.

Император плеснул в ладоши, и зеркала очистились. Теперь в их амальгамах отражался только едва заметно трепетавший Плат.

—Все еще шутишь, Маргарита?

—Иногда полезно взглянуть на себя со стороны. — Губы Девы почти не двигались, но ее мелодичный голос звучал со всех сторон. — Вспомнить, кто ты есть на самом деле. Хищник, Эдвард, останется хищником, даже если наложит на себя сверкающие латы или наденет черное парчовое платье.

—Хищники! Чада Тьмы! Кровососы! Как нас только не называют жалкие людишки! И все это происходит под твоим покровом и с твоего благословения, дорогая Маргарита! Быстро же ты позабыла, кто сделал нас отщепенцами межмирья. А ведь ангелы, называющие себя светлой стороной бытия, начали войну первыми! Это вы приказали Рыцарям Саламандры распять отца моего Круцифера за мнимые прегрешения. Это вы их руками вколачивали гвозди в его запястья и голени, вы пронзили его копьем Итуриэля! Тогда как мы всего лишь защищаемся от нападений...

—Но зачем вам люди, если под Фералисом у вас целое море Круциферовой крови? Оставьте мое земное королевство в покое. Вы и так давно вышли за положенные вам Богом пределы.

Морой чуть было не задохнулся от возмущения:

—Ты прекрасно знаешь, что кровь Круциферова есть награда и бремя гирудов. Добровольцам крови, вынужденным обращенцам и простым гирудам это бремя не по плечу. Или ты предлагаешь сделать смертных бессмертными? А что на это скажет Вседержитель?

Дева не отвечала, но по Плату побежали сильные волны, будто отражая душевное волнение заключенной в него Девы. Морой помолчал и уже спокойнее произнес:

—Раньше я не слышал от тебя таких смелых речей. Решила, что можешь позволить себе дерзость? Думаешь, тебя спасет Свершитель?

—Тот-Кого-Ждали уже близко, Морой. И тебе с ним не справиться. Пророчество сбудется, и ты зря тратишь время на козни. Перестань думать о нападении. Самое время озаботиться защитой. А лучше понадежнее спрятаться, чтобы сохранить за собой право зваться бессмертным. Впрочем, он вытащит тебя из любой, самой глубокой норы, даже из Чертога Круцифера. Пришло время платить по счетам, Эдвард.

—Даже если все будет так, как ты говоришь, тебе не увидеть триумфа Свершителя! — прошептал Морой. — Я погибну, Дева, но и ты никогда не вернешься в межмирье, а навсегда останешься здесь, в моей зеркальной клетке!

Император направился к выходу. У двери он обернулся:

—Но до этого дело не дойдет, Маргарита. Мы уничтожим Свершителя и сотрем из памяти все воспоминания о нем!

* * *

Великий Экзекутор почувствовал, что с ним и вокруг него творится что-то неладное. Он сидел за столом в своей резиденции, в своей твердыне, в своем кабинете, но каждой клеточкой тела чувствовал присутствие в комнате чего-то постороннего, враждебного и опасного. Воздух вокруг него сгустился настолько, что стал похож на прозрачную воду, и его можно было разгребать руками. Внезапно в комнате возник темный смерч. Горячий вихрь с воем сорвал и понес по кругу висевшие за спиной у архиепископа гобелены, захватил по дороге свитки, фолианты, чернильницы, гусиные перья и все предметы, до этого спокойнолежавшие на своих местах. Чтобы не последовать за ними, Бевериджу пришлось вцепиться в столешницу массивного дубового стола. Он сразу понял, что происходит магическое изменение пространства, поднял глаза к потолку и вместо привычной росписи в виде звездного неба увидел над собой опрокинутую чашу пылающей бездны Ада. Ему уже недоставало сил сопротивляться порывам бешеного ветра.