друга одежды? Горячая ночь, полная дикой страсти? Я что-то не так поняла?

Глава 21

Следующее утро встречает меня невыносимой головной болью, словно в черепе кто-то пронзительно, не прекращая, вопит. От ворвавшихся в мысли воспоминаний о прошлом вечере вопль становится только громче.

У тебя бы в фургоне на полу лежала шкура животного…

Пожалуйста, скажите мне, что я такого не говорила. А потом я вспоминаю остальное: поцелуй – боже, мы поцеловались! – и как он меня отверг. А затем тащил меня к Поппи. Мои щеки становятся пунцовыми. Как хорошо, что в фургоне я одна…

– Привет, соня!

Только прищурившись, я различаю силуэт Арии у кровати. Хватаю подушку и закрываю ею лицо, надеясь, что земля разверзнется и поглотит меня. Как мне теперь в глаза Максу смотреть? А Ария это все видела? Знает, до чего я опустилась?

– Макс, значит…

Похоже, знает.

– Рассказывай все жаркие подробности!

Подробность в том, что я дура. Несмотря на все попытки не поддаваться своим чувствам. Я отвечаю не сразу.

– Ну-у?

– Уйди, я хочу страдать в одиночестве.

– Боюсь, не выйдет. У нас куча работы, фестиваль начинается через час.

– Я заболела. Нет, умерла. Притворись, что меня никогда не было на этой земле.

Ария смеется, отчего по голове словно бьют молотком.

– Да ладно, – она вытаскивает подушку из моей мертвой хватки. – На тумбочке вода и аспирин. Я приготовлю тебе вкусный, жирный завтрак, и будешь как новенькая.

– Нет. Я больше никогда не смогу посмотреть кому-то в глаза.

– Почему?

Я сажусь на кровати, а мир вокруг меня отчаянно кружится. На ощупь я нахожу стакан воды и таблетки, которые поскорее закидываю в себя. Как они сюда попали?

– Ты знаешь почему, Ария.

Она строит невинную мордашку, но меня так просто не провести.

– Ну принес Макс тебя домой и уложил в кровать, делов-то?

– Ты ведь знаешь, что у нас что-то было.

– Ну… – глаза Арии озорно блестят. – Я шла в свой фургон после позднего ужина и видела, как из Поппи вышел Макс. Он касался своих губ и бормотал что-то про тебя. Сдается мне, он по уши в тебя влюблен.

Я закрываю глаза.

– Наверное, пытаясь затащить его в постель, я его случайно укусила или поранила. Эспрессо мартини должен быть запрещен законом.

– Да нет. – Ария становится серьезнее. – Думаю, что бы ни случилось, он просто повел себя как джентльмен и проводил тебя в фургон. Он же понимал, что ты слишком много выпила. Нельзя его за это винить.

– Дело не в этом.

– А в чем?

– Наверное, я просто не в его вкусе. Такое сложилось впечатление. – О, убейте меня. – На меня внезапно сошло какое-то озарение, внезапно так захотелось его поцеловать, что я и сделала. Пьяной мне показалось, что это было волшебно, а он… Он просто остановился. Даже отодвинулся, так резко, что аж пошатнулся. Да он тоже не в моем вкусе ведь!

Ария сверлит меня недоверчивым взглядом, а я клянусь себе не повторять собственных ошибок.

– Я в душ, – говорю я.

– Я займусь твоим завтраком.

– Спасибо.

Она уходит, и я замечаю под подушкой письмо. Да ладно, он еще и весточку мне оставил на прощание?

Рози,

Надеюсь, ты не будешь возражать, что я тебя раздел…

ЧЕГО! Я заглядываю под одеяло. На мне только нижнее белье.

Все-таки после той стычки в грязи я не хотел, чтобы ты спала в испачканном. Я не подглядывал! Ну, может чуть-чуть, но разве меня можно винить? И еще я прищуривался, чтобы ничего не рассмотреть и не пачкать твою целомудренность. Спасибо за прекрасную ночь. Я никогда не забуду наш танец под луной…

Макс

Я откидываюсь назад, на кровать, и со стоном прячусь под одеяло. Какая еще стычка в грязи? Да он меня полуголой видел! Я больше никогда не смогу посмотреть в его притягательные глаза. Все, я уезжаю. Скажу, мне срочно нужно в Лондон…

И тут до меня доходит. Поппи ведь сломалась! Чтоб вас всех!

Глава 22

День какой-то бесконечный. Вскоре эффект обезболивающего проходит, а людей все больше и больше, так что я оказываюсь единственным жителем своего мысленного городка страданий. Из хороших новостей: капкейки разобрали в первый же час. Может, на фестивалях стоит придерживаться простого меню?

Ария, как обычно, ушла из своего книжного фургончика, чтобы помогать мне. Все так же полагается на добросовестность посетителей… Зато благодаря ей я успеваю напечь еще булочек.

Подруга развлекает очередь, параллельно раздавая заказы. Она рассказывает о всяких забавных историях и выходках знакомых путешественников, и толпа завороженно слушает ее. Я очень ей благодарна – без нее моя жизнь была бы в еще бо́льшем хаосе, чем сейчас.

Только я собираюсь отправиться на поиски аспирина, как кто-то загораживает мне солнце. Лишь один человек так умеет – Макс. Я притворяюсь, что интересней теста для булочек под моими руками нет ничего на свете. Про себя надеюсь, что он уйдет, но в действительности краснею с головы до ног. Постараюсь не думать о том, что я говорила, или о том, что он видел меня в белье. И вообще, ему нельзя было подглядывать! Это же грубо и нарушение личных границ… И…

– Рози, – говорит он.

Я замешиваю тесто так, будто от этого зависит моя жизнь. Будто тесто лежит на операционном столе, а я – хирург. Будто…

– Рози!

Очередь притихает, и я понимаю, что все взгляды устремлены на мужчину. «Эффект Макса», чтоб его.

– РОЗИ!

Я поворачиваюсь, притворяясь удивленной.

– Ой, Макс, привет! А я тебя и не заметила.

Макс одаряет меня крайне скептическим взглядом и говорит:

– Вечером придет механик, осмотрит Поппи. Хорошо?

– Чудесненько, спасибо.

К моему (не)удивлению, девушки в очереди пялятся на Макса, разинув рты. Некоторые из них переводят взгляды с него на меня и хмурятся. Что, думаете, он не моего уровня? Да, так и есть. Он сам это вчера подтвердил, разорвав поцелуй. От воспоминаний мои щеки краснеют, и я возвращаюсь к тесту, молясь, чтобы Макс исчез. Но он все еще здесь: чертов садист хочет полюбоваться на мои страдания.

– Есть минутка поговорить?

– Нет, Макс. И не будет.

Его лицо выражает раздражение.

– Это почему?

Ох, зачем нам столько зрителей? Неужели нельзя без этого?

– Ты был отличным другом, помог мне, когда я попала в беду, но мы просто слишком разные.

Разочарование сменяет горькая улыбка.

– Это из-за прошлой ночи?

Тут даже Ария бросает свое занятие и прислушивается. Ей даже хватает наглости