Белым действительно была просто проверить меня, а кто-то просто решил воспользоваться этим? Это надо узнать точнее».

— Зачем вам вообще понадобилось меня проверять таким странным способом? — набычился я.

— А это и не мы были инициаторами проверки, — он пожал плечами, — Первое управление захотело тебе поручить задание во время поездки в Мексику, поэтому потребовали тебя проверить.

Тревожный холодок пробежал у меня по спине, а громкие колокола важности сказанных слов зазвучали в голове. Очень осторожно, не подавая вида, что меня это интересует, я спросил.

— А кто конкретно? Можете сказать, чтобы я знал, кого за это благодарить?

— Товарищ Петров, отец Ани. А зачем ему это? Ты ведь вместе со званием получаешь доступы к гостайне, так что как только перестанешь валять дурачка, мы съездим на Лубянку и всё оформим. Не забыл надеюсь ещё наши договорённости?

«Что??? Что б…ть? — у меня в голове разрушилась картина мира, — тот Фёдор Константинович, что я знал, который всегда мне помогал, и даже в отношении с собственной дочерью, теперь пытался выбить из меня, с помощью своих подручных информацию о деятельности Пня? Они ведь, не произнося его имени напрямую, явно о нём хотели узнать у меня во время того ночного допроса».

Мой мир разлетевшийся по кусочкам, стал медленно возвращаться на место, занимая уже другие позиции с учётом того, что я только что узнал.

— «Он работает в Первом управлении, значит может легко вывозить детей за рубеж, — в голове стали формироваться новые паззлы из мыслей, — делать любые документы для этого. Да, всё верно. Но он не может быть один, я до сегодняшнего дня был уверен, что есть ещё кто-то из ЦК, поскольку печатать на меня гадости во всесоюзных «Известиях» нужна воля из Москвы, а не только из ЦК Украины. Также в МВД есть кто-то высокого полёта, кто мог выкрасть документы из сейфа Арапова прямо на Петровке и надавить, чтобы с их стороны расследование замяли. Так стоп, ещё следователь говорил про то, что дело КГБ забрало и тоже активно мешало расследованию, со своей стороны. Значит Мортин не один, есть ещё кто-то из другого управления, ведь расследованием внутри Союза не может заниматься Первое главное управление, ответственное за внешнюю разведку, — у меня похолодела спина, когда я примерно представил себе уровень, на который могу выйти в итоге».

— «Так осторожней Никита, главное осторожней, — я стал успокаивать сам себя, чтобы не оступиться теперь, когда у меня появилась хоть какая-то информация о происходящем в деле Пня, впервые за эти месяцы».

— Товарищ Белый, я прощу этот весьма гадкий поступок по отношению ко мне, только если узнаете для меня, какое управление забрало себе дело о расследовании преступлений в моей школе интернате, что вёл Арапов. Вы наверняка слышали о нём?

Тот кивнул.

— Фамилию человека вы мне вряд ли конечно скажите, из соображений секретности, но хотя бы какое управление это сделало, это ведь можете для меня узнать?

— Зачем тебе это? — он внимательно посмотрел на меня.

— «Сказать про Пня? Нет, вдруг у кого-то спросит, там заинтересуются и он скажет, что это я его попросил узнать. Нет, спасибо, второй раз испытать побои мне бы не хотелось».

— Да просто странно, что всё замели под ковёр. Не волнуйтесь в газеты я не пойду, и жаловаться тоже. Чтобы самому знать, куда лучше не попадать мне.

Он задумался.

— А с инструкторами тоже помиришься? Они сожалеют, что участвовали.

— Сильно в этом сомневаюсь, для них долг и приказ превыше всего, — я покачал головой, — товарищ генерал, одна услуга — один прощённый, или я остаюсь валяться тут до самой Олимпиады, деморализованный и угнетённый.

Он скептически посмотрел на меня, и внезапно согласился.

— Ладно, пусть сами у тебя прощения просят, я согласен.

Он протянул руку, я пожал её, и мы поехали на Лубянку подписывать допуски и бумаги, о том, что я понимаю, что болтать про полученную в этом здании информацию будет для меня чревато большим тюремным сроком. Так я получил допуск в комнату с подшивками газет из Америки, Великобритании и Европы, а также различным журналам.

— Так, учителя мы тебе нашли двуязычного, будешь к нему приезжать в МИД три раза в неделю в два часа дня, — когда мы вышли из здания, подавляющего меня своей атмосферой, довольный генерал продолжил вываливать на меня информацию, — массажист-охранник тоже готов, легенда, подготовленная Первым управлением, будет тебе выдана под подпись завтра. Вроде всё.

— Три комплекта одежды и обувь, — ворчливо напомнил я.

— А, да, всё готово, завтра тоже привезут.

— Машину можно ещё как-то выбить мне с водителем, а то на двадцать пять рублей в месяц я не смогу на Лубянку, в МИД и обратно на базу кататься постоянно.

— Ваня, ты уже просто обнаглел, ты член ЦК что ли или генерал какой?

— Товарищ Белый, это же на несколько месяцев всего, — заканючил я, поскольку тело всё ещё носило следы побоев после пребывания в подвале школы КГБ, и машина была бы очень в тему мне для передвижений, — после Олимпиады понятное дело, всё отменим за ненадобностью.

Он задумался.

— Ладно хорошо, юный вымогатель.

— И сейчас подбросите меня обратно? А то у меня денег, — я вывернул оба кармана в которых и была только связка ключей с яварой.

— Ладно, Гриша подбрось его до базы и мигом ко мне, — обратился он к шофёру.

— Всё сделаю товарищ генерал, — кивнул он.

— До встречи Вань, — он протянул мне руку и попрощался, затем выбрался из машины и пошёл обратно в родное здание, а я поехал к себе.

Сидя на мягком сиденье явно нестандартной «Волги», и смотря в боковое окно на ночной город, я думал, как же я ошибался в людях и перебирал все наши встречи с отцом Ани, в поисках того, сказал ли я ему, что-то лишнего.

— «Вот я наконец-то сам увидел, как должен вести себя настоящий разведчик, — мысленно, несмотря на неприязнь к нему, восхищался я его скилом, — ни словом, ни взглядом, ни даже полутоном не выдал, что он знает о Пне и его деле, а также ему интересны мои интернатовские похождения. Да он всего раз заикнулся, что ему интересно моё прошлое и то вскользь, в тот день, когда мы окончательно расстались с Аней и он отвозил меня на своей машине на базу ЦСКА! Вот это уровень выдержки у человека!».

Поблагодарив водителя, я отправился к себе, по пути заглянув к набычившемуся при виде меня тренера