– Ай!.. Что же вы делаете?! – невольно вскинулась она, схватившись за его ладони.

– Так! Руки опустите, пожалуйста! Я сам отставной опер. Знаю, что говорю и что делаю. Опустите немедленно! – рявкнул он. Всхлипывая, Дина покорно опустила дрожащие руки. – Вот так-то, – самодовольно усмехнулся охранник. – Ближе еще чуть к столу подойдите и положите на него ладони, – подтолкнул он её к столу.

Слезы текли по ее щекам, она ясно ощущала весь ужас собственной беспомощности, осознавая, что теперь полностью зависит от этого подонка.

– А как вы хотите, чтобы вас обыскивали? Баночка-то маленькая, куда угодно сунуть можно, – явно издевался он. – И в бюстгальтер, в том числе. А в складках юбки запросто можно специальных карманов нашить. Цыганки так иногда и делают. Я сразу вашу юбку приметил. Теперь везде должен проверить. Такова инструкция, и это моя работа. Кто-то у нас, кстати, начет инструкции ёрничал, – и его руки полезли в вырез кофточки, – говорил, что ему дела до этого нет. Вот мы сейчас и докажем, как она важна, – потная лапа нагло протиснулась под чашечку бюстгальтера, сдвигая его вниз. Попытавшись было вновь что-то возразить, Дина поперхнулась застрявшим в горле комком воздуха, и охранник начал жадно переминать пальцами мякоть ее груди, хрипловато дыша за спиной.

– Ага, тут, похоже, ничего нет, – голос у него ощутимо сел, чувствовалось, как он заводится. Совсем растерявшаяся Дина продолжала мелко-мелко дрожать в нервном ознобе, по-прежнему не в силах вымолвить ни слова. – Дальше посмотрим, – продолжал охранник, – согласно инструкции посмотрим. Всё-всё сейчас проверим. Абсолютно всё, – руки залезли снизу под кофточку, облапали голый живот, поясницу, забрались под пояс юбки, не спеша ощупали по кругу верх бедер, пытаясь протолкнуться еще ниже вдоль тела. Он явно наслаждался своей вседозволенностью, растягивая удовольствие издевательства над ней.

– Перестаньте! Что вы делаете?! – наконец смогла выдохнуть Дина, чувствуя, как ее всё сильнее начинает трясти. – Да вы что?! – вновь схватилась она за его руки.

– А ну-ка опусти руки! Слышь?! Стой давай и не дергайся! – рык сзади был почти звериным. Он, словно удар по голове, оглушил ее. – Я ведь могу не досматривать сумку, а могу и заглянуть в неё. Так что не рыпайся, сука, если не хочешь сесть в каталажку. Как воровка сесть, слышь? – Дина почувствовала, что она столбенеет от ледяного ужаса. Её просто загнали в угол.

…Руки сзади становились все наглее и грубее, хрип охранника перешел в какое-то животное сопение, а она просто не могла пошевелиться от шока, все больше покрываясь липким потом и содрогаясь в холодном ознобе. Сначала он просто ощупал ее бедра и зад, потом забрался лапами под юбку, шумно глотая слюни, задрал ее вверх, а затем начал мять ее ягодицы, постепенно сдвигая пальцы к промежности и все громче сопя.

– О боже!.. Что… вы…. делаете? – она просто не могла говорить и буквально выдавливала из себя слова.

– А может, ты её туда засунула. А? Может, туда засунула, сука. Я тебя везде, везде должен досмотреть, воровка. Везде… слышь, везде… – Дина прямо чувствовала, как слюна капает с его звериного оскала, так, будто он готов живьем сожрать ее, и сквозь туман ужаса понимала, что находится сейчас в полной власти этого обезумевшего маньяка. Ему ни в коем случае нельзя было перечить, у Дины возникло ощущение, что он может просто загрызть ее, как бешеное животное. Закусив губу, она заплакала.

Грубые пальцы сдвинули в сторону ее трусики и полезли в промежность. Ощупали половые губы, затем скользнули между ног вверх вдоль лобка, поскребли когтями его поросль и вновь вернулись вниз мерзкой клешней. Дина была на грани обморока, туман сгустился у неё в голове, а воздуха в комнате не хватало.

– Ну-ка прогнись чуток. А руками опирайся о стол. Прямыми руками. Прямыми, я сказал! – его хрип заставлял её холодеть всё больше и больше. Держа её всей пятерней за промежность, охранник второй рукой надавил ей на спину, сгибая в пояснице, и она безропотно подчинилась, потеряв последние остатки воли.

– Не надо… прошу вас… не надо, – жалобно проскулила она сквозь слезы, перебирая вспотевшими ладонями вперед по крышке грязного стола и вставая в позу.

– Ах, какая у тебя жопа классная! – он уже не слушал, что она говорит. – Холеная, сочная… Ну-ка давай приподними её ещё немного… – жадно мял он рукой её ягодицу, ещё выше задирая при этом юбку и спуская до колен трусики. – Уровень, говоришь, надо чувствовать, не забываться. Вот я тебе сейчас и вдую этот уровень по самые яйца. Будешь знать, как хамить тут мне, воровка, – и, смачно плюнув себе на пальцы, он смазал слюной стоящий колом член. Харкнув еще раз, он смочил и вход во влагалище, а затем стал суетливо примеряться, нащупывая головкой вход. Чувствовалось, как ему уже не терпится оттрахать её. Он весь дрожал от дикого нетерпения, этот ее скулеж только сильнее будил в нём животное.

Дину сковало смертельным ужасом, ей показалось, что она сейчас вот-вот описается от страха. Дыхание перехватило настолько, что она уже не могла вымолвить ни слова и с трудом дышала; по спине текла струйка холодного пота, а колени подгибались. Еще бы чуть-чуть, и она реально грохнулась бы в обморок. Наверное, такое же ощущение возникает у обреченного человека за мгновение до падения на шею ножа гильотины во время казни.

– Шлеп! – звонко хлопнул его живот о Динины ягодицы, и член резким толчком засадился в неё так, словно кто-то со всего маха вогнал во влагалище пыточный кол. Судорога выгнула дугой её тело, воздух горячим комом застрял посередине груди, а комната досмотра одной вспышкой превратилась в преисподнюю. – Шлеп, шлеп, шлеп… – начал сотрясаться её зад от жестоких ударов. Рычащий, словно обезумевший зверь, охранник остервенело трахал ее.

Он делал это грубо и жадно, как дорвавшееся до желанной дичи голодное животное, вцепившись пальцами в её отвисающие груди, на давая упасть животом на стол, а резко подтягивая к себе с каждым толчком и тем самым сильнее насаживая… Его хрип позади неё становился все глуше и глуше, он сопел и брызгал слюной, он выл и обливался потом, он конвульсивно дергался, словно внезапно запрыгнувший на расслабившуюся домашнюю собачку дворовый кобель, он был просто бешеным. Лишь только на секунду он приостановился, чтобы окончательно сорвать с нее трусики и отбросить свои упавшие на пол штаны, а затем с рычанием жадно накинулся вновь, чтобы дальше трахать и трахать.

Дина ощущала себя захваченной врасплох самкой, пожираемой дичью и бесправной рабыней… Словно в кошмарном полусне, она осознавала, что это животное просто жрёт ее, как свою добычу… Она старалась расслабиться и быть покорной, чтобы он не делал ей больно, она чуть сильнее прогнула спину, чтобы член входил ровнее и не выскальзывал, она старалась прогнать страх, чтобы у неё выделялась смазка, она хотела, чтобы он быстрее кончил, и эта жестокая пытка наконец прекратилась. Она скулила, задыхалась и плакала, она судорожно вздрагивала от каждого удара, она чувствовала, как кол его члена буквально жарит ее, все сильнее и сильнее деревенея.

Наконец, он стал долбить ее чаще и чаще, все резче и резче засаживая в неё член. Его хрип стал каким-то предсмертным, руки стиснули её груди буквально до боли, он вцепился зубами в её шею, шумно засопел носом и, сотрясаясь в агонии, стал кончать. Вогнав до упора свой пыточный кол во влагалище, он тесно прижался лобком к ее ягодицам и замер, конвульсивно содрогаясь внутри её лона, будто подыхая от припадка сумасшествия. Этот ублюдок не надел даже презерватива, и Дина ощущала, как он извергает в нее свою горячую сперму, буквально упираясь головкой в матку. Она чувствовала, что сама вот-вот умрёт от этого безумия.