И Дирк вновь потрепал собеседника по плечу. Улыбка на лице Чарлза застыла. Краска отхлынула от щек, лицо стало землистым, отечным. Маленькие проницательные глаза быстро обежали круг смеющихся, аплодирующих зрителей, словно в поисках спасения, и медленно, неохотно вернулись к Дирку. Чарлз хотел что-то сказать, но его голос дрогнул и сорвался, как у подростка.

— Как прикажете вас понимать? — с подчеркнутой вежливостью поинтересовался Дирк.

Не доверяя больше голосу, Чарлз резко кивнул и постарался вернуть на лицо улыбку, но она получилась кривой и напряженной.

* * *

Спускаясь по лесенке на дно арены, Дирк нес свою собаку под правой рукой, наслаждаясь ощущением жесткого упругого тела, легко удерживая вес в пятьдесят фунтов.

Каждая мышца собаки была напряжена, и Дирку передавалось это напряжение мышц и сухожилий, лапы собаки мелко дрожали, из пасти вырывалось низкое рычание, сотрясавшее все тело.

Дирк опустил собаку на разровненный песок, надежно обернув поводок вокруг левого запястья. Едва лапы собаки коснулись песка, она рванулась вперед и так резко натянула поводок, что Дирк едва удержался на ногах.

— Фу, сволочь! — крикнул он и оттащил собаку назад.

На другой стороне арены Чарлз со своим псарем удерживали Кайзера, и им потребовались все силы — пес был большой, черный, как сатана, только на груди и вокруг глаз рыжевато-коричневые пятна, наследие какого-то прадедушки-добермана.

Чака увидел его и стал рваться с поводка еще яростнее, а рычание напоминало треск рвущегося в бурю брезента.

Хронометрист с парапета крикнул, перекрывая голоса возбужденных зрителей:

— Джентльмены, раззадорьте их!

Владельцы подзадоривали собак криками: «Хватай его, Кайзер!», «Фас, мальчик!», «Убей! Убей!», но держали поводки обеими руками, доводя псов до безумия.

Доберман рвался с короткого поводка, для борцового пса у него были чересчур длинные ноги и широкие плечи, спина полого опускалась к заду. Однако это искупали сильные зубы и мощная хватка; схватив за горло, такой пес способен убить. К тому же он быстр, стремительно прыгает, натягивая поводок, лает и тянет вперед длинную, почти змеиную шею. Чака не лает, но его бочкообразная грудь дрожит от низкого рычания, и он прочно стоит на коротких лапах. Тяжелый, коренастый пес — Чака потомок тщательно отобранных бультерьера и мастифа, шерсть у него жесткая, золотисто-черная.

Короткая и толстая, как у гадюки, голова; когда он рычит, верхняя губа поднимается, обнажая длинные желтые клыки и темно-розовые десны. Он смотрит на другую собаку желтыми глазами леопарда.

— Стравите их! Стравите! — требуют зрители, и хозяева собак, постепенно отпуская поводки, начинают сводить псов, нацеливая, готовя к схватке.

Дирк достал из кармана маленький металлический предмет и опустился перед собакой на колени. Чака мгновенно набросился на него, но толстый намордник остановил его клыки. Слюна пса вспенилась и закапала безупречно белую рубашку Дирка.

Дирк протянул руку, вонзил острие в тело собаки и сделал мелкий надрез в районе яичек, достаточный, чтобы рассечь кожу и извлечь каплю крови; рычание собаки изменилось, стало выше, она заметалась, и Дирк снова стал натравливать ее, доводя до бешеного гнева. Чака наконец залаял; это были почти безумные звуки, вырывавшиеся из напряженного горла.

— Готов спускать! — крикнул Дирк, с трудом удерживая пса.

— Я тоже! — отозвался с противоположной стороны Чарлз, скользя пятками по песку: Кайзер тащил его вперед.

— Спускайте! — крикнул хронометрист, и мужчины одновременно сорвали с псов намордники, сняли поводки и усеянные шипами ошейники; собаки оказались на свободе и без защиты.

Чарлз повернулся и торопливо выбрался из ямы, но Дирк еще несколько секунд ждал, не желая упустить ни секунды из столкновения собак.

Доберман продемонстрировал свою скорость — пронесся по арене и встретил Чаку на его территории; он бежал, перебирая длинными ногами, наклонившись вперед, так что покатая спина распрямилась во время бега.

Он цапнул Чаку за голову, ударом белоснежных зубов разорвал кожу под одним глазом, но не вцепился в нее.

Чака тоже не вцепился в противника; в момент соприкосновения он повернулся и, используя плечо и силу своего приземистого тела, лишил более крупную собаку равновесия, прервав нападение. Кайзер перевернулся бы, но его удержала и спасла стена ямы, потому что Чака едва не впился в него смертельной хваткой.

Кайзер, однако, устоял и, быстро переместив центр тяжести, восстановил равновесие; он попробовал вцепиться в морду Чаки, но промахнулся — пятнистая собака увернулась; Кайзеру удалось только разорвать противнику ухо — несколько капель темной крови упало на песок.

Кровь текла по морде Чаки от глаза до уха; он опять наскочил на Кайзера плечом, вложив в это всю силу.

Более крупная собака отскочила, приседая, чтобы встретить удар плечом, и кинулась вперед, чтобы схватить противника, но толпа завопила, заметив ее ошибку.

— Вали его! Вали! — орал Чарлз с потемневшим, как перезрелая слива, лицом: его собака ухватила толстые складки свисающей кожи за плечом Чаки и с ворчанием рвала ее.

— Фас, Чака! Фас! — кричал Дирк, легко балансируя на парапете. — Твоя очередь, мальчик!

Стиснув челюсти, доберман слишком высоко поднимал голову, его шея и голова оставались неуравновешенными. Он продолжал терзать кожу противника, но та тянулась, как резиновая, не позволяя по-настоящему ухватиться, использовать вес тела и свалить пятнистого терьера.

Меньшая собака, казалось, не чувствует укусов, хотя Кайзер порвал небольшую артерию и фонтан крови заблестел в свете фонарей, как розовое перо фламинго.

— Вали его! — снова натужно закричал Чарлз, стискивая кулаки; с его подбородка капал пот.

— За брюхо его! За брюхо! — призывал Дирк, и его собака прорвалась под грудь доберману, приподняв его, так что передние лапы Кайзера оторвались от земли; Чака широко раскрыл пасть и вонзил клыки в голую блестящую темную кожу ниже ребер.

Доберман завизжал, разжал челюсти и резко дернулся. Клыки Чаки разорвали ему брюхо, и в разрыве показались влажные лиловые кишки, но попытка терьера впиться в горло не удалась — ощеренные собаки стукнулись зубами, развернулись и стали кружить.

Теперь головы обеих превратились в кровавые маски, глаза быстро моргали, потому что их заливала кровь из ран, шерсть на мордах слиплась от черной крови, кровь заполнила пасти и окрасила зубы в розовый цвет, она текла из углов челюстей, и пена на мордах тоже порозовела.

Они сталкивались еще дважды, и всякий раз столкновение начинала меньшая собака, Чака, но всякий раз доберман уворачивался от прямого удара в грудь; инстинкт подсказывал Чаке, что надо непременно вцепиться в горло.

Чака при этом был дважды ранен, зубы противника разорвали его кожу и проникли в тело до кости, так что когда во время следующего нападения он промахнулся и врезался в стену, на выбеленной стене появилась широкая полоса крови.